Семья фармацевтов Белявских-Адерманов

Появление коллекции «Старая тульская аптека. Семья фармацевтов Белявских-Адерман» началось с образованием Тульского историко-архитектурного музея в 2013 году. В то время ТИАМ только формировался и расширялся.

К настоящему времени он разместился в двух домах в центре города – пр. Ленина, 25 и 27. Дома получили «исторические имена» своих прежних владельцев: Константина Краф(в)та (25) и Фердинанда Белявского (27).

История этих домов тесно связана с именем Фердинанда Георгиевича Белявского. Первый дом он купил в 1864 году, а второй – «Старую тульскую аптеку» – построил в 1884-м. После смерти Ф. Г. Белявского управление аптекой взял в свои руки зять — Фридрих Иванович Адерман. Семья владела зданиями до революции 1917 года, затем имущество было национализировано, а аптека отдана государству, и долгое время, до 2011 г., функционировала как Городская аптека №2.

Со временем в музейных фондах расширился комплекс материалов, посвященных семье прибалтийских немцев Белявских-Адерман, основавших один из известных тульских брендов – «Старую тульскую аптеку».

Эпиграфом к рассказу о Фердинанде Белявском и его семье могла бы стать фраза из воспоминаний его дочери — Ольги Белявской (Адерман): «…Всё-таки как мудро устроено Богом, что будущее сокрыто от нас, иначе кто мог бы вынести жизнь?» (здесь и далее цитируются дневниковые записи Ольги Адерман, ТИАМ, ТН КП-437/4-5).
Так много выпало на долю представителей этой семьи…

Глава семьи – Фердинанд Георгиевич Белявский – был из остзейских (прибалтийских) немцев. Родился в 1834 г. в Ковно (ныне — Каунас, Литва). В 1861 г. окончил университет в Дерпте (ныне — Тарту, Эстония). До 1864 г. был провизором в одной из столичных аптек (Санкт-Петербург).
В 1864 году купил аптеку в Туле (ныне — здание музея на проспекте Ленина, 25).

Дочь Белявского Ольга так описывает это в своих воспоминаниях:
«В Петербурге наш отец был принят в различных немецких семьях. С наибольшей любовью к нему относился пожилой господин Praatz, с сыновьями которого отец подружился. Однажды, отцу тем временем было уже около тридцати, господин Praatz сказал ему:
— Господин Белявский, Вы прочитали в газете, что в Туле на выгодных условиях продается аптека? Вы не хотели бы её купить? Вы ведь тоже должны однажды стать самостоятельным?».
— Чем мне поможет «Хотели бы»? — ответил отец, — у меня же нет денег на первый взнос.
— Ах, — сказал старик, — это мелочи, 30 000 рублей я даю вам немедленно, поезжайте туда побыстрее и заключайте договор, если Вас всё устраивает.
Так наш отец осенью 1863 года стал владельцем аптеки в Туле, а старика Praatz отныне он называл своим благодетелем, он стал крестным отцом его первого ребенка, и его фотография все еще хранится в альбоме у его крестницы, моей сестры Эллы…
…Участок, который наш отец приобрел вместе с аптекой в Туле, был очень большим и находился между двумя улицами. На главной, Киевской улице, находились два дома, один двухэтажный, в нем на первом этаже находилась аптека, а на втором – наша квартира. Второй – четырёхэтажный – был перестроен в театр, где у родителей была своя собственная ложа. С другой стороны, в Бухоновском переулке, в большой усадьбе находилось множество хозяйственных построек, а также красивый сад с большим количеством фруктовых деревьев, ягодных кустов, цветочных клумб и небольшим садовым домиком с прилегающей к нему оранжереей…».

Из воспоминаний Ольги мы так же узнаем о предшествующих событиях в жизни Фердинанда Белявского, о тех самых «неисповедимых путях господних», ведших его…

«… Чем старше становился отец, чем больше он думал о своем детстве, тем больше зрела в нем мысль о смене веры. И когда ему было 16 лет, он направил написанное от руки прошение российскому императору Николаю I Павловичу о получении разрешения на смену вероисповедания с католического на евангелическое.
… У меня хранилось свидетельство о конфирмации, в нем было написано: «Фердинанд ф. Б., законнорожденный сын польского шляхтича Георга ф. Белявского и его супруги Анны». Одновременно он германизировал свою фамилию, и с этого времени она писалась Bielawski.
Поскольку ему не хватало средств, пришлось отказаться от искреннего стремления стать офицером и выбрать ту профессию, которая бы сразу дала ему независимость… Так он стал аптекарем…».

В 70-е годы XIX века спрос на медикаменты в городе настолько вырос, что старое здание оказалось слишком маленьким для их производства, и 15 апреля 1882 года Белявский получил разрешение на постройку 2-х этажного каменного здания новой аптеки, по соседству с прежней. Чтобы клиенты не сомневались в преемственности, она получила название «Старо-тульская аптека».

«Всю жизнь он заботился о своём окружении, но был чрезвычайно непритязателен в том, что касалось его собственной персоны. Даже в еде: для других стол всегда был полон, тогда как его любимым ужином был стакан молока с куском грубого чёрного хлеба без масла, и он никогда не забывал, — ни до, ни после еды, — сложив руки, помолиться…
…Имея здоровую, сильную натуру, отец не должен был бы умереть в 68 лет, но все эти почётные должности, которые он занимал, не оставляли ему времени подумать о себе. Ему приходилось присутствовать на том или ином собрании почти каждый вечер. Часто какой-нибудь член городского совета приходил к нему со словами: «Фердинанд Георгиевич, обязательно будьте сегодня вечером в городской совет, столько важных вопросов, которые мы не сможем решить без Вашей помощи». Так много значило мнение этого человека чести. Скромность и смирение перед Богом были его главными добродетелями…».

Линия судьбы Жаннетт, Дженни Белявской (1832 – 1905), будущей жены Фердинанда, вела ее своим путем.

«Моя мать Иоанна (называли её Дженни) фон Билавски (Johanna v. Bielawski), урожденная Зиберт (Siebert), по первому мужу Игнациус (Ignatius), родилась в нижнесаксонской семье, в восемнадцатом веке переселившейся в Эстонию».

Младшая дочь в семье прибалтийских немцев из города Везенберг (ныне – Ратвере, Эстония).

«…Когда ей было 19 лет, она обручилась с владельцем аптеки, магистром фармацевтики Эрнстом Игнациусом (Ernst Ignatius), пастор Харкен венчал их в евангелической церкви губернского города Тамбова…  Итак, наша мать покинула дом брата и последовала за первым мужем в петербургскую губернию, где он купил аптеку в Луге…

После двух лет брака молодая пара отправилась навестить родителей мужа, у которых каждое лето собирались все дети и внуки. Свёкр был старшим пастором на острове Дагё. Пока они гостили у родителей, пришла телеграмма с известием о том, что их аптека в Луге сгорела в большом городском пожаре. Единственным предметом мебели, который смог спасти их провизор Вагнер, был комод из красного дерева с туалетным зеркалом. Магистр Игнациус принял известие близко к сердцу и был настолько потрясен, что у него случился инсульт, он умер в туалете. Тогдашний император (Николай I) распорядился выплатить в помощь погорельцам Луги определённую сумму, что-то получила и наша мама. Но бедняжка лишилась дома. Некоторое время она оставалась у родителей мужа, а затем вернулась в дом брата Франца молодой бездетной вдовой…»

По свидетельству Ольги, Жаннет бывала в Туле не единожды. По семейным делам Жаннет пришлось ехать на Тамбовщину, «…нужно было проделать путь на почтовых лошадях. Ехали через Тулу, где для отдыха остановились на день на постоялом дворе «Царское село» напротив старых торговых рядов. Отдохнув немного, они осмотрели город, каковой им совершенно не понравился, и наша мама воскликнула: «Не хотела бы я здесь жить!». И все же ей было суждено провести жизнь именно здесь. Мама вспоминала об этом уже в старости…

…Осенью 1863 года дядя Франц переехал в Тулу, где вместе с г-ном Вернике (Wernicke) купил сахарный завод. Так наша мама вместе с семьёй брата оказалась в Туле. Позже выяснилось, что наши родители, не зная друг друга, приехали в Тулу в один и тот же день. Примерно год спустя, в декабре 1864 года, они уже стали мужем и женой».

Круг общения семьи в Туле –друзья, родственники, пастор, его семья, прихожане.

По статистике в 1825 г. количество прихожан лютеранского общества Тулы составляло около 100 человек, помимо проезжающих и квартирующих военных.

Фердинанд Георгиевич Белявский состоял в евангелистско-лютеранской общине, был старостой церковного совета. Занимался благотворительностью, входил в состав членов попечительских советов Николаевского и Красноглазовского приютов. А в 1889 г. хлопотал о прирезке территории к участку иноверческих захоронений на Всехсвятском кладбище.

Даже знакомство Фердинанда и Жанетт произошло в пасторском доме.

«Пастор в тульской (лютеранской) общине уже был, но не было церкви, поэтому тогдашний пастор Отто проводил богослужения в пустующем зале флигеля на нашем дворе. Когда отец купил аптеку, на должность провизора он сразу взял друга, с которым учился в Дерпте, г-на Карла Мюллера. В России у немецких прихожан было принято посещать пастора и бывать в пасторском доме… Так наш отец и его провизор познакомились и подружились с семьёй Франца (брата Жанетт). Молодая симпатичная вдова, Жанетт Игнациус, произвела на обоих мужчин глубокое впечатление. У дяди Франца на Прямой Беляевской, недалеко от склада, был большой, удобный деревянный дом с колоннами по фасаду, окружённый фруктовым садом. Когда мы были детьми, дом ещё стоял, мама его нам показывала. Молодой владелец аптеки всё чаще приходил в дом к Зибертам и приносил своей возлюбленной букеты прекрасных роз из собственной оранжереи…».

Жизнь семьи текла своим чередом, и неразрывно с жизнями людей жили своей «жизнью» и дома. Здание по проспекту Ленина, 27, в котором сейчас располагается постоянная экспозиция ТИАМ «Старая тульская аптека», буквально «возродилось из пепла».

«…Наш отец вскоре уехал: ему предстояло много трудов. Тем летом начались работы по закладке фундамента нашего нового дома, который строился на месте сгоревшего в пасхальное воскресенье театра. Старый дом уже нуждался в ремонте, и отец решил построить новый. Дом строился четыре лета, эти месяцы мы проводили в городе: мама не хотела оставлять отца одного. В первое лето были только вырыты, расширены и осушены ямы под фундамент. Почва была болотистой, старые жители Тулы тогда ещё вспоминали, что на нашем участке они в молодости стреляли уток. Чтобы построить новый дом, пришлось заложить старый. Нам, детям, предстояли весёлые летние месяцы. Во дворе было много строительных материалов, толпились каменщики и другие рабочие. Было интересно наблюдать, как постепенно росли стены. Но для нашего отца время это было тяжёлое. Он вёл строительство в одиночку, с помощью одного смотрителя. Архитектор прислал проект, который теперь нужно было представить городским властям. Уже в 5–6 утра отец стоял на лесах, а уходил последним. На строительной площадке постоянно работали 60 человек…. 

Интереснее всего было по субботам: работы в эти дни заканчивались раньше, во двор выносили большой стол, на нём всех работников поджидали хлеб и селёдка, а также пятилитровая бутыль водки и небольшая кружка. За стакан водки русский работник пройдёт сквозь огонь и воду, но никогда не забудет снять шапку, перекреститься и произнести: «Ваше здоровье!»

В эти летние месяцы, что из-за строительства дома нам пришлось провести в городе, садик мы использовали совершенно особым образом. В хорошую погоду мы всегда пили послеполуденный чай в большой красивой беседке, где стоял маленький буфет с необходимой посудой, оставалось только принести кипящий самовар.

В то время у нас во дворе жила во флигеле ещё пожилая супружеская пара Бреннике. В молодости г-н Бреннике был столяром. Они приехали из Верро в Лифляндии. Г-жа Бреннике помогала нашей маме в большом хозяйстве, а г-н Бреннике ухаживал за садом. Когда созревали фрукты, он даже спал в беседке, охраняя их…».

Прожив в Туле более сорока лет, выдержав тяготы революционных лет, Жанетт умерла, гостя у старшей дочери в немецкой провинции Позен (ныне – Познанское воеводство, Польша). Похоронена на лютеранском кладбище Тулы рядом с могилой мужа, которого она пережила всего на два года.

Младшая дочь Фердинанда и Жанетт Белявских – Ольга, родилась в Туле в 1869 г. Умная, рассудительная, «отличница» учебы, любящая жизнь и людей.

Горести утраты близких коснулись ее очень рано.

«…У родителей было четверо детей, все девочки. Хелена-Мария (её называли Элла) родилась 23 марта 1866 года по старому стилю, Дженни-Ида – 19 июля 1867 года, Ольга-Луиза – 30 мая 1869 года, Фанни-Мария – 4 февраля 1871 года.

… Но недолго родителям суждено было радоваться этому квартету. Дженни умерла в 5 лет от скарлатины и дифтерии, родители глубоко скорбели, особенно мама: ведь Дженни обещала стать её копией. У нашей маленькой жизнерадостной Фанни в 4 года развился тяжёлый коклюш, а затем воспаление мозга. После болезни она стала глухонемой и слабоумной…» Фанни погибла в лечебнице страшной смертью. «Оставшись без присмотра, она слишком близко подошла к топящейся печке: одежда загорелась, и она умерла от ожогов».

Так Ольга Адерман (Белявская) пишет в своих воспоминаниях:

«…У родителей осталось лишь двое детей. Мы благополучно выросли, но с самого детства были совершенно разными по характеру. Элла была серьёзной и сдержанной, подростком её прозвали «гордой испанкой». Я же была весёлым, радостным, общительным ребенком, любимицей немецких провизоров нашей аптеки (Фрайтенфельд / Freitenfeld, Эберт / Ebert), они давали мне прозвища, которые я помню и по сей день…

…Элла целыми днями сидела над учебниками, ничего не видя и не слыша, а у меня было слишком много других интересов: карликовые куры, канарейка, кошки и собаки, о которых я заботилась, за что меня прозвали «мама-кошка», горшковые цветы. Ещё я любила помогать маме по хозяйству, чего от Эллы добиться было нелегко. Я лучше находила общий язык со слугами, которых было довольно много, и часто играла роль посредника. Если Элла была папиной «студенткой», то я была его «солнышком». Мы с отцом хорошо ладили. Когда с его бизнесом начинались проблемы, он выглядел мрачным, и ни мама, ни сестра не осмеливались побеспокоить его или заговорить с ним, попросить о чём-то, –   только я всегда отваживалась подойти к отцу, обнимала его и долго целовала, пока он не начинал смеяться и не прижимал меня к груди. Этим моим влиянием на отца часто пользовались…».

Ольгу ждала непростая судьба. Брак с Фридрихом Адерман и рождение двух сыновей оказались самыми счастливыми событиями её жизни. Жизнь в браке была счастливой и наполненной семейными мелочами и традициями, дорогими сердцу.

Фридрих Адерман (1863 – 1914), супруг Ольги, родился в семье прибалтийских немцев. Младенческие и отроческие годы провёл на острове Эзель в Балтийском море (ныне – Сааремаа, Эстония). Выпускник Дерптского университета.  «Новый молодой провизор» в аптеке Фердинанда Белявского.

«Покуда нас не было в Туле, туда приехала наша старая добрая докторша Краузе, чтобы руководить хозяйством. Она писала нам каждую неделю, а однажды сообщила, что отцу наконец удалось найти замену для уехавшего г-на Бока. Она написала так: новый провизор – высокий, симпатичный, видный мужчина. Это был Фридрих Адерман. То была моя судьба. Отец обратился к своему бывшему учителю, профессору Драгендорфу в Дерпте, с просьбой найти провизора. Профессор Д. предложил должность своему ученику Адерман, но последнего пришлось долго уговаривать: он не хотел уезжать в провинцию, ведь до сих пор он работал только в Петербурге и Петергофе. Он чувствовал себя так же, как и наша мама, которой Тула, где она когда-то была проездом вместе со своей мамой, совсем не понравилась. Обоим было суждено провести жизнь в Туле и обрести здесь вечный покой…

… Домой мы вернулись в августе. На вокзале нас встретил отец, и новый провизор тоже пришел поприветствовать нас, чему мама была совсем не рада: ведь было 6 утра, мы были заспанными и неубранными. Приехав домой, выяснили, что не хватает коробки с моей шляпкой. Оказалось, г-н А. положил её в свой экипаж, и Надежда Ивановна с того времени дразнила меня, что новый провизор сразу же забрал мою «голову»…

…В ноябре того же года А. попросил у отца моей руки. Со мной он никогда не говорил о своей любви, но я и так догадывалась, как сильно он меня любил. Он хотел сначала спросить у родителей, хотели бы они видеть его своим зятем, в противном случае он сразу же уехал бы из Тулы. Родители долго совещались, и поскольку отец видел в А. умного, целеустремлённого и порядочного молодого человека, они решили передать его предложение мне. Я помню, как мама торжественно и вошла в мою комнату и серьёзно спросила меня, люблю ли я А., он просит моей руки. Я сначала спросила, нравится ли он родителям. Только после того, как маменька сказала, что они не возражают, я ответила, что люблю его. Я никогда не решилась бы выйти замуж против воли родителей. Когда мама оставила меня одну, я заперла дверь, опустилась на колени и попросила Бога благословить наш союз. А. получил мое согласие 4 декабря, и мы отметили помолвку в узком кругу шампанским, а объявить о нашей помолвке решили к Рождеству…

… Тульская немецкая община была не очень-то рада нашей помолвке. В знакомых немецких семьях тоже были сыновья, а тут девушка из немецкой семьи обручается с чужим, приезжим человеком.

После Рождества мы разлучились на полтора года, Фридрих уехал в Дерпт, чтобы получить степень магистра фармацевтики. На время между нашей помолвкой и свадьбой пришлась серебряная годовщина свадьбы наших родителей…

…Летом 1890 года, 6/19 июня, состоялась наша свадьба. Перед свадьбой снова устроили веселую вечеринку. У меня было шесть подружек невесты, в белых платьях и с букетами цветов, их привезли в открытых колясках шаферы, все собрались в нашем доме, откуда свадебная процессия длинной кавалькадой двинулась к церкви. Всего было 10 колясок. Улица перед нашим домом почернела от зевак, как и улица перед церковью на Миллионной. Нас обвенчали в 6 вечера, ярко светило солнце. Моя венчальная речь: пс. 73. А мне благо приближаться к Богу! На Господа Бога я возложила упование моё, чтобы возвещать все дела Твои».

Фридрих Адерман был разносторонне образованным человеком. Будучи магистром фармацевтики, он также отлично владел знаниями по химии, микробиологии, почвоведению. Фридрих увлекался фотографией и астрономией, играл на цитре и много читал. Был сведущ в ботанике и минералогии. Был довольно известным судмедэкспертом. После смерти тестя Фердинанда Белявского Фридрих Адерман стал руководить его аптекой, которая, под его руководством, расширялась год от года.

В Туле укреплялась репутация Ф. Адерман как химика и бактериолога, он получал ордена, звания и почётные должности. Из российских орденов у него были: Орден Святого Станислава 3-ей и 2-ой степени и Орден Святой Анны 3-ей и 2-ой степени. «Сравнительно скоро муж стал статским советником и осенью 1914 года должен был получить чин действительного статского советника, с которым были связаны именование «Ваше превосходительство» и права потомственного дворянина.  Только смерть весной 1914 года не позволила ему удостоиться этой чести».

Ольга Адерман овдовела всего за год до серебряной свадьбы. Похоронила мужа в Туле на лютеранском участке Всехсвятского кладбища. Пришедшие к власти большевики в 1918 году экспроприировали и аптеку, и дом, а именно: «…глубоко оскорбившим меня образом. Однажды вечером наш управляющий Добрынин принёс мне дневную выручку со словами: «Это последняя выручка, которую Вы получаете, Ольга Фердинандовна. С завтрашнего дня аптека принадлежит государству»». Ольга стала одной из «жиличек», занимала проходную комнату. Старший сын Вольдемар ушел на фронт, впоследствии примкнул к Белому движению. Вскоре, через год, умер от туберкулеза, осложненного «испанкой», её младший сын – Георг. После долгого и томительного ожидания вестей с фронта, Ольга, наконец, снова обрела сына. Переехала в Германию, где и похоронена.

Вольдемар Адерман (1894 – 1943) – старший сын Фридриха и Ольги Адерман (старший из двух выживших, т.к. сыновья Эрих и Фридрих умерли в младенчестве). Родился в Туле.

«Во вторник пасхальной недели, 12.04.1894 г., родился наш третий сынок, Вольдемар Рихард. И снова в доме поселилась огромная, едва ли выразимая радость…

…Волли был молчаливым, трудолюбивым ребёнком, никогда не сидел сложа руки. Он унаследовал от отца ярко выраженный талант к рисованию, в четыре года уже прекрасно рисовал без всяких шаблонов, дома у меня была целая папка, лучшие рисунки я сохраняла. Он прекрасно умел и мастерить. Во время русско-японской войны перочинным ножом вырезал весь русский флот из дерева, пробки и проволоки. На нашем большом обеденном столе происходили бои оловянных солдатиков, строились замки из строительного набора Рихтера и сооружались валы из еловых иголок, хранившихся от одного Рождества до следующего».

…Когда моему Волечке было 7 лет, я начала заниматься с ним историей Библии, чтением, письмом и арифметикой. Читать он понемногу уже научился сам, как и писать печатными буквами. С 8 лет к нему каждый день приходила учительница».

Потом поступил в гимназию, где был отличником. Стал выпускником престижного Лицея Цесаревича Николая в Москве.

В годы Первой Мировой Войны Вольдемар ушел на фронт и служил в артиллерии. Был отмечен наградами и продолжал защищать Родину после окончания войны, уже в армии Деникина. Когда Белое Движение потерпело поражение, остался в Германии. Стал экономистом-аграрием. Погиб в 1943 году.

Георгий (Георг-Фердинанд, «Гори») Адерман (1896 – 1918) – младший ребёнок в семье, сметливый и шустрый, ласковый «мамин» ребенок, щедро одаривавший любовью каждого в доме.

«У Гори не хватало терпения для настольных игр. Он весь день бегал, ему надо было видеть, чем кто занят, он каждого целовал и бежал дальше».

Мальчики были всегда вместе, ну и, разумеется, не отходили от мамы.

«Уютными были зимние вечера, когда я читала детям русские и немецкие детские журналы. Волли слушал и рисовал карандашами или красками, Гори редко занимался чем-то, чаще всего он тихонько сидел рядом со мной, держа кошку на коленях или оперев подбородок на руки».

Росли мальчики разными: по характеру, пристрастиям, увлечениям.

«В то время как Волли рисовал карандашами и красками, фотографировал и глотал одну за другой книги из обширной отцовской библиотеки, Гори сосредоточился на спорте. Он завоёвывал призы, награды и дипломы во всех видах спорта…

…Незадолго до смерти получил большой диплом, в котором именовался первым наездником России за 1917 год. Гонял очень тяжёлый мотоцикл. Как-то летом инспектор гимназии Токарев репетировал спектакль с молодёжью из Козловки, и Гори так хорошо сыграл старика, что собственный отец его не узнал». 

Семья отличалась строгой приверженностью вере.

«В воспитании детей мне помогала ежедневная молитва: «Господи, будь с ними и защити их от всякого зла, я больше не могу сопровождать их повсюду, потому что они выросли и идут своим путём». Я никогда не отказывала себе в праве давать детям советы, но и никогда не настаивала, чтобы они к ним прислушивались. Я просто говорила: «Это мой совет, теперь делайте так, как считаете нужным, но вы не сможете упрекнуть меня в том, что я вам не помогала». Так я выполняла свой долг и оставляла на волю Господа Бога остальное…». Как взрослые, так и дети очень часто цитировали Библию, руководствуясь её наставлениями.

К сожалению, однажды простудившись после очередного матча, Гори заболел туберкулезом. Болезнь преследовала его, – плеврит, неоднократное воспаление легких, лечение.

Однако, несмотря ни на что, он принял решение поступать в Михайловское артиллерийское училище. Как брат своего брата, он был принят без проволочек, и уехал туда в январе 1917 года. Но вскоре был признан негодным к военной службе и получил белый билет.

В письме, отправленном Гори из лазарета, было написано по-русски: «Матушка, моя дорогая, золотая, моё солнышко, жива ли ты? Я наполовину лишился рассудка от беспокойства и страха. С болью прислушиваюсь к шагам в коридоре в надежде услышать твои знакомые шаги, но напрасно. Дай же мне знак, что ты жива, приходи ко мне как можно скорее, возьми с собой швейцара, если боишься ехать одна».

По приезде «…Гори с большим интересом занялся аптекой. Однажды он с гордостью показал мне коробочку с маленькими пилюлями, сделанными собственноручно».

Последним стал 22-ой год жизни Гори.

«За два дня до своей смерти он увидел, что я читаю свой молитвенник. Он попросил меня вместе с ним прочесть «Отче наш». Я подошла к его постели и начала громко и медленно молиться, а он повторял за мной. Я надеюсь, что моё любимое дитя с милостью было принято Спасителем, Гори всегда любил Христа. До самой смерти он каждый вечер перед сном по велению сердца целовал изображение Сына Господнего, что висело в детской над кроватями».

Уже не первый год специалисты ТИАМ общаются с потомками семьи Белявских-Адерман, которые сейчас живут в Австрии и Швейцарии.

В июле 2017 г. в «Старой Тульской аптеке» состоялась памятная встреча. В Тулу из Швейцарии приехали Габриэль Жанетт Маасс (внучка последних владельцев «Старой тульской аптеки» Ольги и Фридриха Адерман, дочь Волдемара) и её племянница Доната Жанетт Габриель Валднер (правнучка Ольги и Фридриха Адерман, дочь Донаты (родной сестры Габриэллы) с мужем Генри Альфредом Валднер. Они подарили ТИАМ бережно сохранённые семейные реликвии: рукописи и дневники Ольги Адерман, уникальные документы и фотографии.

Во время визита проходили круглые столы, неформальное общение, знакомство гостей с местными достопримечательностями. Наши новые друзья привезли и передали музею много замечательных подарков из Музея истории фармацевтики Базеля и аптеки Letziapotheke в г. Цюрих, а также пожертвовали 400 тыс. рублей на ремонт главного фасада здания, в котором располагается постоянная экспозиция «Старая тульская аптека».

Габриэлла Масс, правнучка основателя аптеки Фердинанда Белявского, умерла 5 июня 2018 года, всего через пять дней после своего 80-летия от обострившегося онкологического заболевания. Габриэлла проживала в Австрии. Первый раз она посетила Тулу больше полувека назад — в 1965 году. Жанетт живет в Швейцарии и занимается журналистикой.

Комментарии к фотография семьи Белявских − Адерманов в исследовательском проекте «Проявление»

Документы

Фотографии