В 2012 году Тульский историко-архитектурный музей поселился в самом центре города в двух домах, которые вскоре получили «исторические имена» своих прежних владельцев: Константина Крафта и Фердинанда Белявского. Впрочем, судьба последнего — героя нашей выставки, — тесно связана с обоими домами: первый он купил в 1864 году, а второй – построил в 1884-м. Дочь Белявского Ольга описывает это в своих воспоминаниях: «Участок, который наш отец приобрел вместе с аптекой в Туле, был очень большим и находился между двумя улицами. На главной, Киевской улице, находились два дома, один двухэтажный, в нем на первом этаже находилась аптека, а на втором – наша квартира. Второй – четырёхэтажный – был перестроен в театр, где у родителей была своя собственная ложа. С другой стороны, в Бухоновском переулке, в большой усадьбе находилось множество хозяйственных построек, а также красивый сад с большим количеством фруктовых деревьев, ягодных кустов, цветочных клумб и небольшим садовым домиком с прилегающей к нему оранжереей…» Итак, здание, которое сегодня мы называем «Домом Белявского» или «Старой тульской аптекой», было построено провизором Белявским спустя двадцать лет после его приезда в Тулу, на месте, где раньше стоял дом князя Касаткина-Ростовского, а в нем – упомянутый театр, галантерейный магазин… Распутывание этого сложного сюжета еще впереди. Пока мы лишь попытаемся рассказать историю жизни одной семьи в двух домах.
Фотографии из фондов Тульского историко-архитектурного музея, Музея-усадьбы Л. Н. Толстого «Ясная Поляна», Государственного архива Тульской области.
Фердинанд Белявский (1834 – 1903). Родился в Ковенской губернии (ныне – Каунас, Литва). Провёл детство и отрочество в Риге (ныне – Латвия). Окончил Дерптский университет (ныне – Тарту, Эстония). С лёгкой руки и с финансовой помощью своего петербургского покровителя Карла Пратца, первого издателя творений Достоевского, попал в Тулу. На протяжении сорока лет – владелец лучшей тульской аптеки (и одной из лучших аптек Российской империи). Именно для неё Белявский построил новое авантажное здание на Киевской улице (ныне – проспект Ленина, 27). В этом здании и располагается сейчас экспозиция ТИАМа «Старая тульская аптека». Тайна превращения польского шляхтича в успешного немца-аптекаря через полторы сотни лет кажется особенно «жгучей». А значит, история Фердинанда Белявского только начинается, как бы давно ни завершилась его земная жизнь.
… Не знаю, по какой причине маленький Фердинанд после смерти отца стал помехой на пути родственников, но однажды соседи по поместью обнаружили шестилетнего мальчика в лесу, окровавленного, лежащего без сознания с кинжалом в боку. Они привезли малыша в детский дом в Риге, где он и учился в школе.
… Чем старше становился отец, чем больше он думал о своем детстве, тем больше зрела в нем мысль о смене веры. И когда ему было 16 лет, он направил написанное от руки прошение российскому императору Николаю I Павловичу о получении разрешения на смену вероисповедания с католического на евангелическое.
… У меня хранилось свидетельство о конфирмации, в нем было написано: «Фердинанд ф. Б., законнорожденный сын польского шляхтича Георга ф. Белявского и его супруги Анны». Одновременно он германизировал свою фамилию, и с этого времени она писалась Bielawski.
Поскольку ему не хватало средств, пришлось отказаться от искреннего стремления стать офицером и выбрать ту профессию, которая бы сразу дала ему независимость. .. Так он стал аптекарем.
Из воспоминаний Ольги Адерман
Йоханна (Жаннетт, Дженни) Белявская (1832 – 1905). Супруга Фердинанда. Младшая дочь в семье прибалтийских немцев из города Везенберг (ныне – Ратвере, Эстония). Рано осиротев, рано вступив в первый брак и рано овдовев, вынужденно «исследовала» географию обширной Российской империи – от Вологды до Тамбовщины, — прибиваясь то к одному, то к другому родственнику. Благодаря коммерческим вылазкам своего брата Франца Зиберта оказалась в Туле – городе, который при мимолетном посещении в отрочестве ей настолько не «показался», что она резюмировала: «Вот уж где я не хотела бы жить». В итоге, прожила здесь более сорока лет. Потому что – судьба. Потому что – трудное счастье. И потому что – Фердинанд. Склонность к перемене мест, однако, не оставляла её до самого финала: умерла Йоханна, гостя у старшей дочери в немецкой провинции Позен (ныне – Познанское воеводство, Польша). Похоронена на лютеранском кладбище Тулы рядом с могилой мужа, которого она пережила всего на два года.
… Позже выяснилось, что наши родители, не зная друг друга, приехали в Тулу в один и тот же день. Примерно год спустя, в декабре 1864 года, они уже стали мужем и женой.
… Когда отец купил аптеку, он сразу взял на должность провизора друга, с которым учился в Дерпте, г-на Карла Мюллера. В России у немецких прихожан было принято посещать пастора и поддерживать отношения в пасторате. Так наш отец и его провизор познакомились с семьёй Франца Зиберта. Молодая, симпатичная вдова Дженни на обоих мужчин произвела глубокое впечатление. Молодой владелец аптеки стал часто приходить в дом к Зибертам и приносить своей возлюбленной букеты прекрасных роз из своей оранжереи. Однажды он приказал своему садовнику снова сделать букет, но, когда он его потребовал, оказалось, что г-н Мюллер сыграл с ним злую шутку: забрал букет у садовника и с ним пошел к Зибертам.
Когда г-н Мюллер приехал из Москвы … на серебряную свадьбу наших родителей, мужчины вспомнили этот эпизод и начали дразнить друг друга их юношеской любовью, а наша мама сидела рядом, краснея и смущаясь, как девочка.
Из воспоминаний Ольги Адерман
Ольга Адерман (1869 – 1939). Младшая дочь Фердинанда и Йоханны Белявских. Родилась в Туле. Унаследовав практическую сметку матери и мистические склонности отца, «добавила от себя» невероятное обаяние и жизнелюбие. Брак с Фридрихом Адерманом и рождение двух сыновей оказались самыми счастливыми событиями её жизни. Овдовела в страшном 1914-м, всего за год до серебряной свадьбы. После прихода к власти большевиков лишилась и аптеки, и дома. Потеряла связь со старшим сыном, воевавшим на фронтах Первой мировой. Ещё через год «испанка» забрала её младшего сына. Выжить в подобной ситуации ей помогла исключительная доброта и воспоминания, которыми она теперь жила, превращая их в текст мемуаров. Умерла в Германии. Быть похороненной рядом с супругом на лютеранском кладбище Тулы в 1939 году шансов уже не имела.
… Всё-таки как мудро устроено Богом, что будущее сокрыто от нас, иначе кто мог бы вынести жизнь? Ведь не было бы счастливых моментов.
… У Каневских летом цвели великолепные анютины глазки – трёхцветные фиалки, которые так нравились Гори, что однажды он в шутку сказал Александре: «Когда я умру, посадите на мою могилу такие цветочки!» Александра выполнила это его желание. Каждое лето она высаживала анютины глазки на его могилу, а когда я уезжала за границу, она все фотографии Гори … оклеила фиалками, которые принесла с его могилы. Летом я часами сидела у его могилы. Я брала с собой рукоделие, книгу и бутерброд, а если кто-то хотел видеть меня после обеда, просто приходил на кладбище…
…Однажды друг моей юности, г-н Вихерт, спросил, не одиноко ли мне часами сидеть здесь одной. «Я никогда не остаюсь одна», – ответила я. Тут он несколько испуганно и вопросительно посмотрел на меня. «Да, – сказала я, – я никогда не остаюсь одна, ведь мои мысли и воспоминания везде следуют за мной».
Из воспоминаний Ольги Адерман
Фридрих Адерман (1863 – 1914). Супруг Ольги. Родился в семье прибалтийских немцев. Младенческие и отроческие годы провёл на острове Эзель в Балтийском море (ныне – Сааремаа, Эстония). Выпускник Дерптского университета. Магистр фармации. Мечтая о научной карьере естествоиспытателя в Германии, встретил свою судьбу в Туле. После смерти тестя Фердинанда Белявского стал так талантливо руководить его аптекой, что окончательно её прославил. Многосторонняя личность. Увлекался фотографией и астрономией, играл на цитре и много читал. Был сведущ в микробиологии, ботанике и минералогии. Его внезапная ранняя смерть вызвала не только оцепенение и скорбь близких, но повергла в глубокую печаль едва ли не весь город, во всяком случае, ту его часть, которую принято называть «культурной общественностью».
… На территории наших домов мой муж создал настоящую обсерваторию, где он ясными вечерами долгие часы проводил за наблюдением небесного чуда и при этом делал расчёты. Многие туляки и старшеклассники с учителями имели редкое для провинциального города удовольствие наблюдать за звёздным небом
… Мой муж лично был у Цейса в Йене и получил инструкции о том, как соорудить обсерваторию, и привёз оттуда телескоп.
… Мой муж всегда говорил: «Если бы человечество больше времени уделяло звёздному небу, на Земле было бы меньше преступников».
… Когда он [доктор Архангельский] … заговорил со мной о моём муже,… я рассказала ему, как он однажды сказал, что после смерти очень хотел бы попасть на Луну, чтобы всегда смотреть на меня с неё… Позднее д-р А. рассказал, что теперь, когда светит Луна, он всегда подходит к окну и спрашивает: «Мой дорогой Фёдор Иванович, Вы и правда на Вашей любимой Луне?»
Из воспоминаний Ольги Адерман
Специально для ТИАМа был создан анимационный фильм «Неприступный астроном». В основе сюжета – слегка детективная и слегка трогательная история тульского фармацевта Фридриха Адермана.
Вольдемар Адерман (1894 – 1943). Старший (из двух выживших) сын Фридриха и Ольги Адерман. Родился в Туле. Выпускник престижного Лицея Цесаревича Николая в Москве. При всём своём созерцательном складе в молодости, как ни странно, мечтал стать кавалеристом, однако в годы Первой Мировой Войны вынужденно служил в артиллерии. Отмечен наградами. В начале войны разрешил экзистенциальный выбор между Родиной (Россия) и национальностью (немец) в пользу первой. Продолжал защищать её и после окончания войны, уже в армии Деникина. После поражения Белого Движения оказался в Германии. Снова учился, на этот раз – в Берлине. Стал экономистом-аграрием. В результате очередного экзистенциального кризиса выбрал национал-социализм. Погиб в 1943 году.
… Весной 1921 года я, наконец, получила вести от своего единственного и последнего ребёнка, моего Волли. Однажды ко мне пришла 18-летняя Гертруда Йохансен и рассказала, что её мать получила письмо от сестры … из Берлина, в котором та писала, что «сын Ольги» жив и находится в Берлине. Я не могу описать, что я тогда почувствовала. Я снова пришла в исступление, я дрожала всем телом, мне не хватало воздуха, поэтому пришлось настежь открыть окно.
… В глубине души я никогда не переставала надеяться, что мой Волли жив. И Господь в снах снова и снова показывал мне его. Но всё же радость переполняла меня. Все жильцы дома и все друзья радовались вместе со мной. Больше трёх лет от него не было никаких вестей. А теперь связь снова была восстановлена.
Из воспоминаний Ольги Адерман
Георгий (Георг-Фердинанд) Адерман (1896 – 1918). Младший ребёнок в семье Адерманов. В отличие от степенного старшего брата Гори был непоседлив и проказлив, что умерялось только его увлечением спортом, к которому, вероятно, его приохотили проницательные родители. Увы, именно оно роковым образом подорвало здоровье Гори. Несмотря на эти проблемы, успел внести вклад в развитие велосипедного спорта в Туле. Умер в родном доме от испанского гриппа, унесшего больше жизней, чем все сражения Первой мировой войны. Был последним из клана Белявских – Адерманов, похороненным на местном лютеранском кладбище.
… На этот раз весёлый нрав и задор покинули моего любимого мальчика. Он говорил лишь о смерти. «Я наверняка не переживу это воспаление лёгких, это уже третье», – сказал он. … Однажды он позвал меня к своей кровати, взял мои руки, поцеловал их и сказал: «Мамочка, ну почему ты такая милая?» Во время своей последней болезни он не называл меня прозвищами, которые дал мне: «Пышечка», «Мешочек поцелуев», «Колумбиночка». Однажды он сказал г-ну Вихерту: «Моя мама, как шарик, целый день катается по дому». После его смерти Гретхен обратилась ко мне: «Ольга Фердинандовна, запишите прозвища, которые Гори Вам дал, иначе забудете!» «Нет, – ответила я, – этого я никогда не забуду».
Из воспоминаний Ольги Адерман
Достаточно беглого взгляда на эту фотографию, чтобы догадаться: это – не фрау Белявски, не фроляйн Адерман и даже не «седьмая вода на киселе» (Siebtes Wasser auf Gelee). И, тем не менее, это – важнейший член семьи, настоящий Дух домашнего очага. Кухарка Мария Зуева (Адерманы звали её Марьюшкой) прослужила своим иноязычным господам почти полвека. В первые годы после революции она не раз спасала беззащитную Ольгу Адерман от неистовых реквизиций и экспроприаций. Брутальные большевики краснели от увещеваний старушки и пристыженно удалялись ни с чем. На фото Марьюшка угощает хозяйских кур во дворе «Старой тульской аптеки», тогда ещё новостройки. Да, она отвечала не только за кухню. Корову доила тоже она, а общий любимец, кот Зайчик, всегда сопровождал её ранним утром в хлев. Когда справляться с хозяйством стало невмоготу, старая Марьюшка отправилась доживать свой век к внукам. Но переносить разлуку с барыней ей пришлось недолго. Внезапная смерть верной Марьюшки послужила для Ольги знаком к отъезду: теперь с Тулой и Россией её уже ничто не связывало.
…После того, как большевикам не удалось выгнать нас из дома, они начали реквизировать мою мебель. В любое время дня они врывались в дом, проходили по всем комнатам и выбирали из мебели то, что им нравилось. Хорошо ещё, что они разрешали забрать вещи из комодов и шкафов.
…Заднюю стенку обоих шкафов, отгораживавших мой жилой уголок от прохода, я завесила двумя бархатными скатертями. Однажды днём пришли два юноши, один из них прошёл через мою комнату, второй тихо и торопливо сказал мне: «Уберите эти бархатные покрывала, пока мой товарищ не увидел, он обязательно заберёт их у Вас». Я поблагодарила его, сорвала их и быстро спрятала.
Однажды они хотели забрать мою кушетку, тогда пришла старенькая Марьюшка и со слезами на глазах просила их не лишать меня всего, ведь я всегда помогала бедным, когда была богатой, кроме того, она сама спит на этой кушетке. К моему удивлению, у молодого мужчины при словах Марьюшки навернулись слёзы на глаза, и он сказал: «Хорошо, бабушка, тогда я оставлю её».
Из воспоминаний Ольги Адерман
1908 год. Ученик первого класса Тульской гимназии Гори Адерман. Фотография сделана в двух шагах от родительского дома, на той же Киевской, в ателье Семёна Кантера. Гори горд своим новым статусом, но это не умеряет его привязанности ко всему домашнему: на коленях у него позирует любимец семьи, такса Даксик. Сама его кличка – свидетельство крепости русско-немецких культурных связей рубежа веков. Такса, нем. «Dachshund» («dachs», барсук + «hund», собака). И ещё один плюс — русский сентиментальный суффикс.
Даксик отличался невероятной смекалкой и склонностью к эмпатии. Если в доме случалось что-то нехорошее, он тут же подключался к общим рыданиям и, тем самым, хоть как-то разряжал обстановку. Поэтому на портрете Даксик, осознав всю серьёзность происходящего, предельно собран.
И тут (на этой выставке) он неспроста. Жизнь всякой семьи, культивирующей любовь к животным, измеряется и их жизнями, куда менее продолжительными, чем человеческая. Неизбежная печаль при этом сполна окупается тем количеством радости, которую домашние любимцы приносят. И поэтому — вот реестр подобных радостей и печалей семьи Белявских – Адерманов:
Полуньюфаундленд Шнаппхен (Schnappchen, нем. – удачная покупка)
Ньюфаундленд Тирас (Tyras; самая популярная в конце XIX века кличка для больших собак в Германии, происхождение которой не вполне прояснено)
Леонбергер Гектор (Hector, персонаж античной мифологии, прекрасный во всех отношениях; в ряде культур используется и как человеческое имя)
Сенбернар Бальдур (Baldur, персонаж германо-скандинавской мифологии, прекрасный во всех отношениях; в ряде культур используется и как человеческое имя)
Дворняга Волчик (Woltschik, обитал на даче семьи Адерманов, в Козловой Засеке)
Немецкий тигровый дог Бой
Догиня Леди
Такса Динка, несчастная любовь Боя и объект перманентной ревности Леди
Кот Гретхен. Настоящий конфуз: мало того, что он был назван человеческим именем (Гретхен – умильный вариант имени Маргарита (возможно, в честь героини «Фауста» Гёте), так ещё и женским! С половой идентификацией котёнка маленькая Ольга Адерман несколько поспешила.
Кот Зайчик (Zaitschik). Когда Фридриха Адермана особенно донимал ревматизм, Зайчик водружался на больное место и часами врачевал его без просыпу. Любимым его занятием, однако, было лежание у печки и слушание хорового пения канареек (kanarienvogel), которых у хозяев всегда было вдосталь.
Кошка Кралли (Krally; возможно славянизм, почерпнутый из карточного жаргона (краля, т.е. королева) с каламбурными рефлексами немецкого слова «krall» (коготь)
Да, и ещё лошади. Но это — отдельная тема.
… Дружба между моими собаками и кошками была трогательной. Зимой Зайчик любил спать на Бое, чтобы согреться. Когда кошка Кралли на некоторое время оставляла своих спящих котят, и они просыпались и начинали пищать, к ним в коробку забирался старый пёс-такса и начинал их вылизывать, пока не возвращалась их мама … У Кралли была такая привычка: когда мой муж сидел за письменным столом и читал, она запрыгивала на стол и ложилась прямо на книгу. А муж тогда не прогонял её, а просто отодвигал книгу в сторону вместе с кошкой и брал другую книгу из шкафа.
… За столом справа от меня на стуле сидели обе кошки, слева – две таксы, за ними – оба дога. Со стола им ничего не давали, они лишь смотрели и ждали своей очереди. … Чем больше занимаешься с животными, тем умнее они становятся. Наш пёс таксы был таким умным, что ему действительно не хватало только речи. Когда я получила телеграмму из Ёржиково, в которой мне сообщали о смерти моей матушки, я села в её бывшую комнату и дала волю слезам. Пёс пошёл за мной, запрыгнул на стул рядом со мной и начал скулить, при этом из его глаз катились крупные слёзы. Когда он появился у нас, дети были ещё маленькими, мы все много занимались забавным кривоножкой. Ведь таксы – клоуны среди собак. Он появился у нас летом. Я как раз отправилась в город, чтобы забрать его, он прибыл в коробке из М. Когда я в сумерках вернулась на дачу, и прислуга разгрузила вещи, Марьюшка спросила: «А что в новой коробке?» «Несушка с птенцами», – ответила я. Она подняла крышку и отпрянула от чёрной как смола длинной собачьей морды. Я любила пошутить.
Из воспоминаний Ольги Адерман
И снова Гори Адерман. Уже «матёрый» гимназист, он серьёзен, как никогда. Ещё бы! Родители подарили сыновьям по персональному коню!
Не стоит забывать, что жизнь семьи Белявских – Адерманов проходила на самом закате «лошадиной цивилизации». Если Фердинанд Белявский и его будущая супруга, Йоханна, прибыли в Тулу ещё на гужевом транспорте, то их зять, Фридрих Адерман, — уже по новомодной «железке». Состоятельная семья, не склонная, однако, ни к дворянскому щегольству, ни к купецкой кичливости, располагала внушительной конюшней (на семь стойл).
Первый конь Фердинанда Белявского был сивой масти с закономерной кличкой Граухен (нем. Grauchen; русский аналог – Серко). В дальнейшем все кони – независимо от того, верховые ли они, упряжные ли, — были вороными. И только сёстры Белявские разъезжали по Туле в экипаже, запряжённом белой кокетливой лошадкой.
На хлыстике Гори были выведены серебром клички четырёх его любимцев. Мы никогда не узнаем эти прозвища, но поскольку нам интересно, можем погадать по мемуарам его mamachen.
Варяг (Warjag). Название знаменитого крейсера хозяева могли «приладить» к коню вскоре после драматических событий 1905 года. Едва ли они, называя так очередного любимца, думали о варягах, призванных на Русь для её вразумления за тысячу лет до этого. Хотя…
Чистяг (Tschistjag). В словаре В.И. Даля такого слова не находится. Но аналоги убеждают. Чистяк – мерин (чистить = холостить). Слово это вполне могло оказаться и производным от прилагательного «чистокровный» (породистый). А ещё «чистяк» — это франт.
Циклос (Cykloss). Цикл (нем. Cyklus, от греческого и латинского понятий). Колесо, возврат, повторяемость. Велик соблазн приписать эту кличку велосипедным и мотоциклетным страстям Гори (тогдашний тульский трек назывался циклодромом, а энтузиасты, кружившие по нему, — циклистами). Гори разрывался между чудесами природы и техники, что не помешало ему через несколько лет стать чемпионом России по мотоспорту. Вот только год для триумфа он выбрал сомнительный – 1917.
Гамильтон (Hamilton). Знаменитая шотландская аристократическая фамилия. Возможно, конь и впрямь был породистым, но всё же предпочтительнее усмотреть в этом «претенциозном» прозвище юмор Фридриха Адермана, вся жизнь которого была связана с микроскопами и телескопами. Потому что Уильям Роуэн Гамильтон (William Rowan Hamilton) (1805 – 1865) – это выдающийся математик, директор Королевской обсерватории, более всего преуспевший в оптимизации оптических приборов. Конь, возможно, взбрыкивал: У.Р. Гамильтон прославился ещё и тем, что явился на заседание Королевского общества каких-то там наук вдребезги пьяным.
Самое смешное, однако, что на фотографии Гори гарцует вовсе не на коне, а на кобыле Галке. Ну, а чего вы хотели? Это всего лишь дача.
День рождения Гори мы отпраздновали тихо и по-домашнему. Волли подарил своему брату некоторую сумму денег из своего жалованья, чем его очень осчастливил. Поскольку Гори тосковал по верховой лошади, Гретхен подарила ему маленькую игрушечную лошадку. Гори привязал к ней верёвочку и возил её туда-сюда по всей веранде, огромный мужчина с игрушкой, – мы смеялись до слёз!
Из воспоминаний Ольги Адерман
