Выставка костюмов «Чин чином»
Эта оригинальная экспозиция посвящена двум темам: униформе госслужащих царской России и ностальгии по этой эпохе, вдохновляющей на реконструкцию исторического костюма.
30/10 — 05/12/2021.
Среда — суббота с 10:00 до 19:00,
воскресенье с 11:00 до 19:00.
Дом Белявского (Тула, проспект Ленина, 27).
Телефон для справок: (4872) 70-40-58.
Цена билета для студентов и пенсионеров — 50 рублей, для взрослых — 100 рублей.
12+
До снятия всех ограничений, связанных с распространением COVID-19,
просим соблюдать в музее особые правила.
О выставке
Посетители смогут увидеть подлинные и восстановленные энтузиастами вещи коллежского асессора министерства финансов учреждений Тульской губернии времён Николая II. Всё это — предметы из тематической коллекции нашего земляка, директора историко-патриотического центра «Тульский оборонительный рубеж» Сергея Казанского. Одновременно это часть проекта «Тульская губерния и ее обитатели», призванного кропотливо воссоздать внешний облик представителей разных слоев России начала XX века.
Слово «кропотливо» в этом случае – не фигура речи. Стоит учитывать, что, например, форменная одежда гражданского чиновника того времени делилась на семь (!) видов – парадную, праздничную, обыкновенную, будничную, особую, дорожную и летнюю. И каждый комплект, вместе с правилами его публичной подачи, был строго регламентирован. Как замечает историк костюма Ольга Хорошилова: «Чиновник должен был знать не только все виды и разряды мундиров, разбираться в шитье, помнить, по каким дням какие надевать. Он выучивал и затренировывал десятки движений и жестов, сопровождавших столь нелегкий, но приятный процесс облачения и ношения формы».
Поэтому тульские реконструкторы штудируют своды законов Российской империи, внимательно изучают старинные фотографии, специальную исследовательскую литературу и даже… дореволюционные издания для портных, которые занимались пошивом формы для государственных служащих.
Рассказывает Сергей Казанский: «Идея реконструировать костюмы тульского чиновника началась с пуговицы, которую я приобрел. Захотелось изучить, к какому ведомству она относится. Зацепкой стал тульский герб. Из документов Российской империи я узнал, что подобные пуговицы носили чиновники министерства финансов Тульской губернии. В пуговицах должностных лиц была масса нюансов: на армейской канта не было, на чиновничьей — был; гладкое поле — одно ведомство, шершавое — другое, посеребренное — третье. Потом начали восстанавливать фуражки — с ними тоже связаны тысячи нюансов, хотя все казалось простым».
В итоге только для восстановления облика коллежского асессора реконструкторы нашли и воссоздали более двадцати предметов – все они демонстрируются в экспозиции ТИАМа. А ведь кроме чиновника в проекте центра «Тульский оборонительный рубеж» представлены городовой, преподаватель, гимназист, дама в праздничном костюме, газетчик и многие другие.
«Тульская губерния и ее обитатели» — это сейчас самый сложный наш проект, потому что доступно мало информации, — поясняет Сергей Казанский. — Если гражданин хочет сделать реконструкцию и стать бойцом Красной армии — вообще не вопрос. Есть вполне конкретные магазины и мастера, которые помогут. При достаточном финансировании через полгода ты станешь отличнейшим бойцом Рабоче-крестьянской Красной армии. С дореволюционным периодом все намного сложнее, но и интереснее, потому что есть элемент поиска».
Комментарий культуролога Вадима Касаткина:
Чин-чин
Точнее, цинь-цинь. А веселее – цзынь-цзынь. Китайщина. Церемонии. Что означает – совершенно неважно. Вероятно, что-то невыносимо учтивое.
Но как связаны мандаринские причуды циньской и ханьской древности с коллежским асессором Российской Империи рубежа XIX – XX веков? Да, чин. Да, чиновник. Но прилично ли следовать случайному и от этого ещё более сомнительному каламбуру? Как ни странно, вполне, поскольку ассоциации с Китаем тут вовсе не так уж неуместны. «Русский» чин – это церемония, обряд, порядок. При этом, со Средних веков чин маркировал преимущественно область сакрального. Лик (в смысле – образ, икону). Праздник (в смысле – один из двунадесятых). Чины ангельские. К тому же, популярность этого слова (и корня) в языковом универсуме X – XVII столетий представляется почти аномальной: тут и подчинение, и правило, и устав, и степень, и должность, и сан, и сонм, и собрание, и знамя, и определённое место, и время, и пора, и даже нить в ткани [1]. Однако религиозный контекст, безусловно, доминировал, несмотря на столь парадоксальное соседство мирского словоупотребления[2].
Владимир Даль в своём знаменитом словаре через двести с лишним лет только подтвердил. Да, религиозные праздники. Да, бытовуха[3]. Единственная инновация – чин свадебного обряда[4] (что вовсе не означает, что это и впрямь была инновация; явно наоборот, просто это парарелигиозное событие (брак) в письменные источники не очень-то и метило). Экзистенциальная этнография. Синтез мирского и сакрального. До-христианского и самого что ни на есть церковного. Их граница, а значит, Таинство продолжения жизни со всеми абсолютно несуразными аксессуарами и социо-культурными девиациями[5].
И вот снова чин. Чин, но по-новому. Табель о рангах. Пётр Великий, великий затейник, придумал игру, в которую целая страна, высунув от увлечения язык и послушно потея от предписанного регламентом обмундирования, играла целых два столетия. В игре было 14 уровней. Дальше 8-го становилось легче дышать (игрока вдруг «одворянивало»). До 8-го участие его было, скорее, участью («Он был титулярный советник, она – генеральская дочь»). Там, на высших уровнях всё звенело, цокало и зазывно мерцало, а тут, «в низинах», – от общей тусклости наоборот сводило, саднило и трепало, а в глазах делалось мутно и тесно от большемерных белых мух. Вы не прошли 8-й уровень. Вас много, но вас почти что нет. Вы – не чин (Как написал В. Даль о титулярном советнике: «состоящий в звании, но не в чине или не в сане; зауряд»)[6].
При этом в разговорном языке XVIII — XIX столетий тот же «чин» продолжал держаться своего (учинял, подчинял, чинил и почти бесчинствовал). Язык по-прежнему был буквально «начинён» словами с этим корнем. Вот его и «вынесло» на слово «чиновник» в том значении, которое нам привычно. И, следуя языковой логике, религиозные рефлексы неизбежно затронули и вполне секулярное административное пространство. Чем выше, тем пышнее. ИЕРАРХИЯ[7]. Такое ощущение, что русские монархи, столь охочие до самоличного «дизайна» форменной одежды, не просто «отрывались» с мундирами высших (и, следовательно, ВИДИМЫХ) сановников, но и бессознательно следовали церковному канону, моделируя некие перверсивные ризы. И не тут ли скрывается тайна неизбывной сакрализации российской власти?
Тем не менее, носителями всех этих обшлагов, воротников и фалд являлись люди, которых и встречали по этой одёжке. И, кстати говоря, одёжка эта – при всей своей эмблематичности, — была куда более информативна, чем, к примеру, шмотки современных субкультур. «Ризы» чиновничества говорили обо всём сразу. По пуговке с непременным орлом можно было безошибочно диагностировать, а жената ли, к примеру, данная особа. И, учитывая, что географическая мобильность тогдашнего чиновничества была крайне интенсивной (то Тула, то Сызрань, то Владикавказ), этот тест проходил каждый. И, благодаря державному дресс-коду, проходил легко[8].
Про это – табель о рангах. Про это – мундиры. Про это – и чемодан.
А заодно и про Китай. Чин-чин.
Вадим Касаткин
Комментарий заведующего экспозиционно-выставочным отделом Дениса Бычихина:
Выставка «Чин чином» посвящена двум темам: униформе госслужащих предреволюционной России и ностальгии по этой эпохе, вдохновляющей на реконструкцию исторического костюма.
Её предметный ряд – подлинные и кропотливо воссозданные энтузиастами вещи коллежского асессора финансовых учреждений Тульской губернии.
Слово «кропотливо» в этом случае – не фигура речи. Стоит учитывать, что форменная одежда гражданского чиновника в эпоху Николая II делилась на семь (!) видов – парадную, праздничную, обыкновенную, будничную, особую, дорожную и летнюю. И каждый комплект, вместе с правилами его публичной подачи, был строго регламентирован. Как пишет историк костюма Ольга Хорошилова: «Чиновник должен был знать не только все виды и разряды мундиров, разбираться в шитье, помнить, по каким дням какие надевать. Он выучивал и затренировывал десятки движений и жестов, сопровождавших столь нелегкий, но приятный процесс облачения и ношения формы».
Оказываясь на выставке, мы словно присутствуем при моменте, когда только-только прибывший на новое место службы коллежский асессор распаковывает чемодан со своим гардеробом. Это приоткрытое для зрителя частное пространство и становится порталом в Историю. В её символическое, мерцающее чеканными образами и контекстами, измерение.
История эта, как выясняется, отнюдь не частная, но имперская — связанная с большими масштабами, амбициями, завоеваниями. Неслучайно чиновничий костюм конца XIX – начала XX веков был настолько близок – и по духу, и по виду – к военной форме. Можно вспомнить замечание Александра III о том, что у России всего два союзника – её армия и флот. И с поправкой на времена Николая II смело добавить к этому списку огромный государственный аппарат, состоявший из служащих в форменных одеяниях на все случаи жизни.
При этом как раз накануне революции регламентация внешнего вида стремилась пронизать буквально все слои российского общества. Помимо военных, полиции и обычных чиновников, обязательные элементы в одежде предписывались студентам, гимназистам, продавцам газет и даже дворникам. Очевидно, что эта тенденция – упорядочить и насытить внешним блеском облик подданных — была продолжением стремления упаковать империю в единую броню, связать её общей оболочкой. Стремления тем более сильного, чем более заметными и глубокими становились трещины в структуре государства, связанные с провалами во внешней и внутренней политике. В итоге эта символическая броня оказалась, увы, бутафорской.
Ровно эта драма, эта неспособность формы, впечатляющей упаковки остановить крах содержания, и составляет, пожалуй, главный сюжет выставки. Примечательно, что донести эту мысль призвана именно униформа имперского чиновника – человека, принадлежавшего миру регулярных планов и отчётов, формуляров и директив, докладных и служебных записок. Миру циркулирующих сверху вниз и обратно бумаг, миру канцелярита. Или, как сказали бы сегодня, миру высокой виртуальности – вполне способному существовать в отрыве и даже вопреки реальному положению дел.
Что, наверное, позволяет понять и причину интереса к тщательной реконструкции старой чиновничьей формы. Ведь, по сути, здесь мы имеем дело с попыткой совершить то, что не удалось ни высшим чинам Российской империи, ни скромным чиновникам-бумаготворцам из вселенной канцелярита – перенести целое государство в символическое измерение и тем самым спасти его от краха в действительности.
То, что не получилось у предков, по силам потомки – потому что таким символическим измерением оказывается… память. Восторженная, лакирующая, защищающая, блокирующая травматическое. То есть избирательная, потому что влюбленная в свой предмет. И входом в пространство такой памяти может оказаться красивая золоченая пуговица с чеканом уже несуществующей Тульской губернии, пришитая к зеленому сукну нетленного – потому что восстановленного — мундира.
Денис Бычихин