Как была найдена плита
В советское время часто использовали надгробия в качестве строительного материала. Базальт, гранит, известняк – всё годилось для мощения дорог, облицовки зданий, в худшем случае – для строительства сараев и амбаров. Так разбивались на части и теряли свой облик великолепные образцы резьбы по камню, исчезали из истории имена достойных и талантливых людей. Лишь в редких случаях удавалось чудом спасти памятник. Именно так и произошло с надгробной плитой Ивана Сухотина. Житель села Сергиевское Олег Александрович Дороганов нашёл её среди строительных блоков. Он обнаружил часть плиты (её распилили для удобства), после долгих поисков, он нашёл второй фрагмент, но третий, к сожалению, утрачен безвозвратно.
Плита прямоугольной формы из местного известняка и первоначально имела размеры в длину – 85 см. (около трёх футов), в ширину 45 см. (1,5 фута) и в глубину (толщину) – 11 см. (полфута). На лицевой стороне сохранились следы жёлтой (фон) и синий (буквы) краски. Расколотая на две части и потерявшая часть верхней стороны, плита позволяет прочесть сделанную на большей части её плоскости надпись. Расположение надписи говорит о том, что плита была предназначена именно для монтирования в стену, что превращает её уже в закладную или интерьерную доску. Вместе с тем, размеры и вес плиты сближают её с собственно намогильными плитами. Плита не имеет религиозной или какой-либо другой символики в силу того, что, будучи вмурованной в стену православного храма она становилась частью церкви, а последняя, по сути, превращалась в надгробный памятник со всей необходимой для христианского погребения атрибутикой. В свою очередь размещённый на плите текст, кроме мемориальной функции (напоминание о покойном) выполняет также и богослужебную (напоминание о религиозном смысле погребения), благодаря включённым строкам молитвословий. Текст, выполнен методом оброна (вид рельефного гравирования), старославянским шрифтом и содержит молитвенные формулы и сведения биографического характера.
Текст плиты гласит:
- …его богу
- …
- достойную полу…
- 1735 года месяца м… жития было… дней
- … плоть свою в тело… имеет вечный день и тело духовное…
- … ныне иже лежит под сим камнем….
- … божий угодно бо… ему
- … жду тя перстный человече
- но разумей кто есть аз
- то верный слу… императорскому величеству капитан по имени Иоанн сын Григория (?)
- честный Сухотиных рожден… спит … препроводи в жизнь…
- якоже и ты достойный…. прах и земля чего… не минет…
- господь вечное и радостное им… земли…
- да … пно в нем пребудем
Долгое время Олег Александрович – краевед, селекционер, человек широкого кругозора, хранил плиту дома, понимая, что это действительно ценный экспонат для любого музея. Так была сохранена память об одном из дворянских родов.
Сухотины и Языковы
Сухотины — дворянский род, давший нескольких деятелей в разных отраслях государственной службы. Герб рода находится в 4 части «Общего гербовника дворянских родов Российской империи». В родословной росписи Сухотиных, составленной в 1680-ых годах, основателем рода указан Прокофий Давыдович, живший в XV веке. Его внуку Истоме Васильевичу Сухотину Василием III было пожаловано поместье в Тульском уезде в 1519 году. В 1557 году, по просьбе И.В.Сухотина, ему и его детям была выдана новая жалованная грамота на поместья в Тульском, Боровском и Коломенском уездах. Поместье Сухотиных уже в первой половине XVIII века переходит к роду Языковых, также давшего России множество воинов, дипломатов, поэтов.
Языковы являлись представителями известного в России старинного дворянского рода. Согласно архивным документам основателем рода Языковых являлся Мурза Енгулай, выехавший из Золотой орды в 1360 году, и принявший в крещении имя Алексей. Его сын – Сунгул в крещении принял имя Захар. Видимо, фамилия «Языковы» произошла от слова «язычник» или «язык» (иноземец, чужак). Родословная и доказательство дворянства содержатся также в архивных документах. Изображение герба нет, однако известно, что на нём изображался воин, убивающий змея.
Антип Фёдорович (отец будущего владельца Сергиевского) владел имением и в Муромском уезде, в с. Мезищах, и в Дедиловском уезде, и в Тульском уезде. Всё без остатка было отдано Ивану и Степану. «…За одного коллежского асессора Ивана Языкова в 1748 году мая 13 отказано имение капитана Ивана Сухотина, купленное им у дворянина Фёдора Чернопятова.» О Степане Антиповиче Языкове, который во время Семилетней войны командовал полком в битве при Кунстердорфе, писал в своё время Андрей Тимофеевич Болотов: «Храбрый полковник Языков со своим гренадёрским полком заступил сие место и выдерживал все жесточайшие неприятельские нападения наимужественнейшим образом». Умер Степан Антипович Языков в чине генерал-поручика в 1760 г. от ран, полученных в сражении.
В конце 18 века сын Ивана Антиповича Языкова Александр Языков (1752-1828), выстроил в Сергиевском большой каменный дом над Упой, оконченный и освящённый в 1801 году.
В этом доме впоследствии жили дети, внуки и правнуки А. И. Языкова.
Одним из Языковых (предположительно Александром Ивановичем) была написана поэма «Старый портрет», местом действия которой было выбрано Сергиевское. Вот как он описывает приезд в родную усадьбу.
«Мы город оставили, — ясный был день, —
Да жаль, запоздали к парому;
На жнивья ложилась вечерняя тень,
Когда подъезжали мы к дому.
Спустились с горы мы, проехали бор,
Завидел поля я родные.
Родимой усадьбой утешился взор;
Вот липы её вековые!
Вот церковь старинная! Крест жестяной
Не блещет огнём позолоты;
Теснятся могилы за ветхой стеной,
Где, чужды тревог и заботы-
Покоятся люди в объятьях земли,
В тиши и прохладе тенистой,
Здесь прадеды мирный приют обрели
Под сенью берёзы душистой.
Но мимо и дальше! Мелькают сады,
Вот мельница с топкой плотиной.
Заглохли, обросшие ивой, пруды,
Подернулись вязкою тиной.
Без удержа, бешено тройка летит,
Как будто страшится погони:
И вот мы у дома, — дворецкий стоит,
Храпят изнуренные кони».
Однако Сергей Языков не был первым литератором в своем роду.
В некрологе, помещённом в «Вестнике Европы» о нём пишут как о человеке, поэтический талант которого выражался не столько в стихах, сколько в его адвокатских речах, полных огня, искренности и задушевности, как об одном из самых выдающихся петербургских адвокатов.
В XIX веке судьба связала потомков А. И. Языкова, состоявших в отдалённом родстве с поэтом пушкинской поры Николаем Михайловичем Языковым (1803-1846), с кругом известных русских литераторов и деятелей русской культуры.
Сын А. И. Языкова, Михаил Александрович Языков, выпускник Петербургского университетского благородного пансиона и одноклассник И. И. Панаева, в течение целого ряда лет был близко знаком со многими русскими литераторами: с Тургеневым, Фетом, Герценом, Панаевой, Никитенко, Тучковой-Огаревой, Белинским, Плетневым. Приятель Белинского, Панаева, Некрасова, Гончарова, Тургенева и др. писателей, он принимал некоторое участие в делах редакции «Современника». Тургенев упоминает его наряду с другими членами кружка, группировавшегося вокруг Белинского, в шуточной поэме «Поп» (1844). В литературном мире он пользовался известностью как «приятный и веселый собеседник, остряк и каламбурист». Портрет М. А. Языкова этих лет (1848) работы К. А. Горбунова хранится в Государственной Третьяковской галерее. Там же находится выполненный женой М. А. Языкова, художницей Екатериной Александровной Языковой (урожд. Белавиной) (1820-1896), предсмертный портрет Белинского 1848 года.
Близкий кружку «Современника» и «Отечественных записок» М. А. Языков в 1850-е — начале 60-х годов служил на императорском стекольном заводе, заведуя его мозаичной мастерской.
С 1862 года М. А. Языков был управляющим питейно-акцизными сборами сначала Тульской, затем Калужской (1873) и Новгородской (1877) губерний. В 1860-е гг., живя в Туле, он наезжал к Толстым в Ясную Поляну.
История рода Языковых интересна, и можно было бы сказать много больше о тех, кто жил в Сергиевском и был погребён там. Уничтожить памятники — это то же, что уничтожить память о наших предках…
Память и памятники Тульской земли
В старину верили, что сохранение памяти о человеке поможет ему в жизни будущего века. Памятники на могилах христиан имели религиозное значение, обозначая веру в загробную жизнь и, что явствует уже из названия, были связаны с памятованием или поминанием. Надгробные памятники – прежде всего средство напомнить живым о мёртвых и дать мёртвым шанс на посмертное блаженство, поскольку наши молитвы имеют значение.
Обращаясь к надгробным памятникам, мы получаем представление, об истории своей страны, о том, как менялось отношение к сохранению памяти о живших прежде нас.
Одним из наиболее распространённых в Средневековой Руси типом надгробных памятников была могильная плита. Если намогильный крест первоначально мог вообще не иметь никаких надписей и обозначал анонимное захоронение, то плита предназначается для индивидуального погребения. Надгробные плиты прошли длительный путь развития и по мере усложнения форм, в конце XVII века высота плиты уже нередко превосходит ширину, плиты богато орнаментируются, появляются дополнительные элементы и символы — полные таинственного значения знаки, эмблемы смерти, Голгофские кресты. В сущности, это уже не плита, а упрощённый вариант надгробия в форме саркофага. В подражание захоронениям знати, предпочитавших дожидаться Страшного суда в каменных гробницах, установленных в храмах и церквях, саркофаги имитируют такие же гробницы, но, по сути, из гроба превращаются уже в надгробные памятники. Именно такие памятники приходят на смену плитам и со второй половины XVIII века: саркофаги, колонны, стелы, обелиски и другие мемориальные формы, подражавшие античности, становятся основными надгробиями на городских кладбищах России. Только на Всехсвятском кладбище города Тулы находится несколько тысяч высокохудожественных надгробных памятников и в первую очередь это саркофаги из белого камня конца XVIII – первой половины XIX вв., украшенные богатой, очень тонкой резьбой.
Однако плита в качестве надгробия не потеряла своего значения и в Новое время. Чаще всего плиты помещали сверху на засыпанную землей могилу, но также она могла устанавливаться вертикально или помещаться над захоронением в склепе или под полом церкви. Так, например, в Симоновом монастыре (Москва), основанном в XIV веке преподобным Феодором, учеником Сергия Радонежского, в приделе церкви Рождества Богородицы каменная «доска» (плита) была возложена на могилу Пересвета и Осляби, героев Куликовской битвы. Русский историк Николай Михайлович Карамзин (1766 – 1826 гг.), сообщая об этом факте, отмечает также, что позже эта плита была вделана в стену церкви. В данном случае плите повезло, поскольку в XVIII веке многие другие плиты были сняты с могил и использованы в качестве строительного материала при прокладке дорог или в кладке зданий.
Перенесённая с места погребения плита уже не может в полном смысле этого слова считаться надгробием, но по-прежнему сохраняет свою мемориальную функцию. Практика христианского погребения допускала захоронение и в самой стене храма. Так называемые аркосолии представляли собой ниши, которые после помещения в них тела погребаемого, закладывались стенкой, иногда богато украшенной и орнаментированной.
После крещения Руси на территории нашей страны также появляются подобные погребальные сооружения. В Успенском соборе Тульского Кремля вделанные в стену каменные «доски» отмечают место погребения троих малолетних детей воеводы Г.Д. Скобельцына (1765). Захоронения в храмах считались почётными вплоть до Октябрьской революции 1917 года, поставившей под вопрос само существование православных храмов.
Однако хоронили в Новое время чаще всё-таки уже не в самих стенах, а под ними. Похороны по первому разряду в дореволюционной России предполагали захоронение «под образами» внутри одного из главных соборов города. Теперь плита над захоронением постепенно уменьшается в размерах и превращается уже не столько в плиту, сколько в интерьерную или закладную доску. Такие доски часто вмуровывали в церковную стену для обозначения какого-либо знакового события – например, о том кто и когда построил храм. Так разобрав старославянский шрифт на известняковой плите в западной стене церкви Благовещения Пресвятой Богородицы в Туле можно узнать, что построена церковь «В лето 7200-го году при державе благочестивейших царей и великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцев» на «келейные деньги» иеромонаха Феодосия.
Далеко не все церкви благополучно пережили советский период истории и теперь порой только случайные находки подтверждают местонахождение православного храма на том или ином месте. Так, например, в приход некогда большого помещичьего села Сергиевское, «что на Упе, Языково тож» до революции входило несколько деревень и сёл. Названо село было по церкви во имя преподобного Сергия Радонежского Чудотворца. Построил эту церковь в 1733 г. местный помещик, капитан «службы императорского величества» Сухотин Иван Григорьевич и до наших дней она не сохранилась.
Но сохранилась плита с захоронения самого помещика, обнаруженная местным краеведом Олегом Дорогановым, впервые описанная учащимися Петелинской средней школы (Тульская область) под руководством Елены Фроловой и упомянутая в ряде публикаций об исследовательской работе краеведческого объединения «Тульского технико-экономического колледжа имени А.Г.Рогова». В настоящее время это один из наиболее ранних надгробных памятников известных на территории Тульского края.
Упоминание в одном из номеров журнала «Столица и усадьба» за 1914 год о том, что в 1738 году в здании той же церкви была похоронена «г-жа Сухотина, бывшая владелица усадьбы» а во внутреннюю стену церкви была вделана надгробная плита, подтверждает практику захоронения в церкви. Как и сам факт существования церкви в селе Сергиевское и связь последнего с родом Сухотиных.
Возле церкви села Сергиевского были похоронены представители нескольких поколений Языковых. Например, Афремова (урождённая Языкова) Елизавета Александровна (1809-1834), бывшая замужем за инспектором Тульского Александровского кадетского корпуса, майором Афремовым Иваном Федоровичем (1794-1866), более известного как автора трудов по истории, экономике и географии Тульского края.
Захоронения возле или внутри церкви позволяло надеяться, что погребённые не останутся без христианского поминания. Теперь благодаря изучению погребений мы можем воссоздать историю данного места, память об известных людях нашего края помогает вспомнить и всё, что было с ними связанно. Память сохраняется, пока о памятниках говорят и пишут.
Процесс исследования надгробий музеем «Тульский некрополь» продолжается: они ещё не до конца изучены, не весь исторический материал введен в научный оборот. Но, наверное, свою главную задачу – напоминать живым о населявших эту землю прежде – памятники выполняют в полной мере.
