Тульский кремль. 1930-е гг.
Тульский кремль. 1930-е гг.
Начинаем публикацию фотографий из альбома туляка Л.А. Карукина (1935–2024). Лев Аронович был интереснейшим человеком, всю жизнь проработавшим в тульской оборонной промышленности. В 1958 г. он окончил факультет «Технология машиностроения» Тульского механического института (ныне ТулГУ), трудовую деятельность начинал на Машзаводе. С 1961 г. более тридцати лет проработал в Тульском научно-исследовательном технологическом институте (ТНИТИ). Его отец, Арон Львович, уроженец Киева, жил в Туле с 1930 г., работал на Тульском оружейном заводе, позднее – в ЦКБ-14, сегодня более известном как КБП (Конструкторское бюро приборостроения). Таким образом, Лев Карукин был потомственным представителем тульской технической интеллигенции, которая играла и продолжает играть важную роль в жизни нашего города.
Как часто бывает у инженеров-оборонщиков, жизненные интересы Льва Ароновича не ограничивались работой. Вся семья – он, жена Алла Борисовна и дочь Галина – увлекалась походами на байдарках, лыжами, велосипедом. Любительской фотографией Лев Карукин занимался с 1950 года. Его первый фотоаппарат – «Фотокор» – ныне хранится в собрании ТИАМа, как и вся обширная коллекция фототехники, переданная в дар дочерью Галиной Львовной, большим другом нашего музея.
В семейном альбоме сохранилось множество интересных фотоснимков, часть из которых была сделана главой семьи, часть – подарена родственниками и друзьями. Все они подробно подписаны и датированы, для многих указаны фамилии их авторов. Просматривая эти фотографии, понимаешь, насколько в семье Карукиных любили наш город и стремились запечатлеть его историю для потомков. Долг нашего музея – поделиться с вами частичкой этой любви и общей памяти о Льве Карукине и его наследии.
Одно из самых ранних фото, хранящихся в альбоме, сделано в 1930-е гг. из окна фабрики-кухни, к тому времени только-только построенной и введенной в эксплуатацию. События революционных и последующих лет не оставили особых следов на застройке Кремля. Богоявленский собор (ныне выставочный центр Тульского музея оружия) еще сохраняет роскошное пятиглавие, утраченное много позднее, в 1950-е, при перестройке здания под нужды Тульского аэроклуба. В советских путеводителях по поводу этого храма пренебрежительно сообщали, что «здание выстроено в псевдорусском стиле и не представляет художественной ценности». Проект храма, составленный в 1853-м архитектором Тульского оружейного завода М.А. Михайловым, изобиловал отсылками к творчеству столичного архитектора Константина Тона. В объемной композиции здания нельзя не усмотреть общих черт с московским Храмом Христа Спасителя, активно строившегося примерно в те же годы.
К западу от Успенского собора еще возвышается четырехъярусная колокольня, возведенная в 1776-м. Именно на нее были ориентированы многие улицы Тулы, спроектированные по генеральному плану 1779 г., включая главную из них – Киевскую (ныне проспект Ленина). Одним словом, Кремль на фото выглядит почти таким же, как и на старинных открытках. О том, что снимок сделан на полтора десятка лет позже революции, свидетельствует лишь грузовик ГАЗ-АА, широко известная «полуторка», движущаяся в сторону улицы Металлистов. Нижегородский, а позже – Горьковский автозавод освоил их серийный выпуск в 1932-м.
Силуэт еще одного грузовика можно рассмотреть на территории Кремля, между колокольней и зданием электростанции. Труба последней еще возвышается позади башни Пятницких ворот, но из нее уже не идет черный угольный дым, докучавший тулякам три с лишним десятка лет – с 1900-го до 1933-го. Выработка энергии здесь прекратилась после того, как в Тулу пришла линия от построенной по плану ГОЭЛРО Каширской ГРЭС, а в здании бывшей электростанции разместилась первая в нашем городе высоковольтная подстанция. Здесь же с 1927 г. функционировала подстанция, питавшая постоянным током тульский трамвай. Оборудование для генерации электричества было демонтировано и вывезено на Шпицберген, где Советское государство активно занималось добычей угля. Полностью энергетики ушли из Кремля только в ХХI веке. Ныне кирпичные корпуса перестроены в застекленный атриум, используемый для музейных и выставочных целей.
За Успенским собором просматриваются деревянные строения стадиона «Зенит», открывшегося в 1929-м. Именно здесь в течение трех десятков лет рос и развивался тульский футбол. Верхнюю же временную границу снимка можно определить по упоминавшейся выше колокольне. Вечером 28 сентября 1936 г. на ее верхних ярусах начался пожар. Потушить огонь не было никакой возможности – напора пожарных насосов не хватало, чтобы подать воду на 70-метровую высоту. Случись несчастье лет на тридцать пораньше, поврежденные этажи быстро восстановили бы лучше прежнего. Советская же власть воспользовалась этим предлогом, чтобы быстренько снести наследие старого режима, что и было исполнено к весне 1937-го. От колокольни остался лишь мощный фундамент, на котором она и была воссоздана семьдесят семь лет спустя.
Мы не знаем, как и почему этот снимок оказался в альбоме. Возможно, Карукину-старшему он напоминал о работе на Тульском оружейном заводе, куда Арон Львович, выпускник Киевского политехнического, был в 1930-м мобилизован для работы в качестве военного представителя, то есть приемщика от Наркомата обороны. В правом крыле фабрики-кухни, откуда сделан снимок, судя по некоторым данным, располагалась столовая, которую посещали в том числе и работники оружейного завода.
Водитель грузовика, едущего вдоль кремлевской стены, торопится обогнать конную повозку: сделать это на узкой улице Металлистов будет гораздо сложнее, а ползти по булыжнику за «каретой прошлого» – удовольствие небольшое. Тогда, в 1930-х, считалось, что гужевой транспорт вот-вот отомрет окончательно, однако автор этих строк еще застал в детстве точно такие же повозки, как изображенная на фото. Именовались они «полок», с ударением на втором «о», и представляли собой дощатую платформу на четырех колесах, на которой можно было перевезти любой груз. «Полки» пользовались популярностью у ломовых (то бишь грузовых) извозчиков, в небольших организациях, да и просто у хозяйственных граждан. Правда, в 1970-е такие повозки ездили уже не на деревянных, а на стальных автомобильных или тракторных колесах с резиновыми шинами. На тульских улицах встречались довольно часто и окончательно исчезли только в начале 1980-х.
Улица Коммунаров
Октябрьские… Нынешним тулякам трудно понять поистине бездну смыслов, которые вкладывало в это понятие старшее поколение. Праздничные дни 7 и 8 ноября, когда отмечалась годовщина Октябрьской революции, в народе называли кратко, одним словом, без добавления слова «праздники». Еще говорили «на Октябрьскую», подразумевая второе слово «годовщину». В детстве автор этих строк быстро уразумел, что такое старый и новый стиль (спасибо советским детским книгам), и почему хотя революция Октябрьская, праздники отмечаются в ноябре.
Не знаю, у кого как, а у меня эта дата по сей день ассоциируется с неким спокойствием, с переходом из осени в зиму. Урожай убран, картошка-морковка и прочая свекла заложены на хранение в погреб, где уже с лета стоят банки с огурцами, капуста заквашена, в укромном уголке того же погреба прячутся баночки с ядреным домашним хреном, закупоренные бумагой, заботливо обвязанной бечевкой. Ну а если удалось заготовить на зиму яблок – их запах властвовал в погребе до марта, и лишь потом сменялся кисловатым запахом плесени, тоже, впрочем, по-своему приятным. Небольшой клочок земли с садиком и огородом тогда был почти у каждого туляка, не свой, так принадлежащий свекру или теще.
Улица Коммунаров, 7 ноября 1950 г.
Те, у кого своего огорода не было, в октябре закупали овощи впрок на Центральном рынке. О, это была целая спецоперация, проводившаяся обыкновенно по субботам или воскресеньям. В осенние выходные картошку, морковь и капусту продавали с колхозных машин, которыми была уставлена вся тыльная часть территории базара, выходившая на улицы Макса Смирнова и Колетвинова. Для доставки задействовали родственников и знакомых, имевших автотранспорт или хотя бы мотоцикл с коляской. Спустивши тяжеленные мешки в подвал, облегченно вздыхали: до весны доживем. На госторговлю в те годы надежды не было никакой. Конечно, свежие овощи всю зиму можно было купить на том же рынке. Да вот беда: с наступлением первых морозов цена на картошку устремлялась ввысь, в разы больше установленных государством 10 копеек за килограмм. Опять же, время от времени на базаре можно было нарваться на мороженую картошку, сладковатую и противную, так что свое – оно куда как надежнее.
Школьникам моего поколения Октябрьские памятны короткими (всего пять дней, с 5 по 9 ноября), но приятными осенними каникулами. Можно было немного отойти от сентябрьской штурмовщины, когда то и дело «прыгало» расписание, и заняться собственно учебой. Разумеется, в промежутках между иными, не менее приятными занятиями – от посещения шлакового отвала Косогорского металлургического завода и до лазания по внутренностям кремлевских башен. Впрочем, впереди была вторая четверть, оценкам за которую почему-то придавалось большее значение, чем за первую. Во всяком случае в нашей школе.
Ну а что касается взрослых, то они могли по достоинству оценить целых два выходных подряд – 7 и 8 ноября. Такой праздник жизни в ту пору случался всего один раз в году – даже 31 декабря и 2 января были обычными рабочими днями. Если же октябрьские соседствовали с выходными, то можно было гулять и три, и даже четыре дня подряд. Правда, временами за лишний день отдыха потом нужно было отрабатывать в субботу, но к этому люди привыкли, и меж собой не без юмора называли такие дни «черными субботами» – в противовес официальным «красным субботам», то бишь субботникам.
Кстати уж сказать, не знаю, где как, а в нашей семье советских инженеров празднование Октябрьских было начисто лишено идеологической составляющей. Два выходных подряд были отличным поводом пригласить в гости друзей, родственников, с иными из которых и виделись-то раз или два в год, а может, самим сходить в гости. Торжественный стол был немудрящим, но всегда строился по неписаным канонам: винегрет, квашеная капуста, тонко нарезанное сало с горчицей. К водке могли подать селедку, нарезанную ломтиками, и соленые огурцы. Возня со сложными салатами типа «мимозы» или знаменитой «шубы» обычно оставлялась на Новый год. Смысловым центром стола был какой-нибудь деликатес, чаще всего привезенный из Москвы: сырокопченая колбаса, которая могла ждать своего часа в холодильнике не одну неделю, или дорогие рыбные консервы. Банку с горбушей вскрывали, опрокидывали на тарелку и осторожно снимали так, что рыба образовывала аккуратный цилиндрик. Шпроты и сайру или художественно раскладывали, или подавали по-простому, в открытой банке, поставленной на блюдечко. В качестве горячего фигурировало что-нибудь из курицы, и конечно же, вареная картошка, которую готовили от души, в огромных количествах, щедро приправляя подсолнечным маслом. Тем самым, с запахом и белым осадком на дне бутылки. И конечно же, как венец застолья – песни прежних времен, от «Деревенька моя» до «Окрасился месяц багрянцем…», а то и «Когда я был мальчишкой, носил я брюки клеш, соломенную шляпу, в кармане финский нож».
Во времена, изображенные на фото из альбома Карукиных, к празднику Октября относились, конечно, намного серьезнее, чем в 70-х. На снимке изображен завершающий эпизод демонстрации трудящихся. Колонны рабочих и служащих в те годы формировались в нескольких точках города, сходились к площади Восстания, где устанавливалась трибуна для городского начальства, и потом поднимались вверх по улице Коммунаров, мимо сквера и до областного комитета партии. Здание бывшего дворянского пансиона-приюта, возведенное на южной окраине тогдашней Тулы в 1906-м, дошло до середины века почти в первозданном виде, если не считать утраты шатра с луковичной главкой под православным крестом – некогда в заведении была собственная церковь. После окончания строительства «белого дома» здесь располагались городские комитеты КПСС и ВЛКСМ, а в боковых крыльях – масса иных интересных заведений, например, учебный центр гражданской обороны. После 1991 г. в здании на проспекте Ленина, 53 размещался юридический институт, затем – городские органы охраны правопорядка. Обком был украшен к празднику по всем неофициальным правилам. Портрет Ленина, как основателя и классика – выше всех, Сталина – хоть и ниже, но подробнее прорисованный и большего размера. Вождь изображен в скромном сером мундире генералиссимуса – после 1945-го его, кажется, иначе и не рисовали. Из прочих вождей на портретах легко опознать Ворошилова и Микояна (справа от портика).
Самая же интересная деталь снимка запечатлена на переднем плане. Это передвижная звуковая установка, видимо, сопровождавшая демонстрантов на протяжении всего их пути от Советской до обкома. Количество и разнообразие динамиков внушает уважение – музыку и лозунги, наверное, было слышно даже в Заречье. На борту кузова отчетливо виден кумачовый транспарант «Да здравствует 33-я годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции». Смонтирован агрегат на шасси легендарного ГАЗ-51, самого массового советского грузовика (почти за три десятка лет, с 1946-го до 1975-го, было выпущено почти три с половиной миллиона штук). На первом этапе своего существования «газоны» выпускались с деревянной кабиной, обшитой стальным листом, именно такой, как на фото, а элегантной обтекаемой цельнометаллической обзавелись только в середине 1950-х.
Информация частично взята с сайта «Тула ушедшего века».
Автобус Тула – Москва на улице Советской, 1950-е гг.
Автобус Тула – Москва на улице Советской, 1950-е гг.
Нынче модно говорить, что география – это данность. Тула некогда возникла как крепость, прикрывавшая Москву с юга, и с тех пор судьбы нашего города теснейшим образом связаны со столицей. До Москвы долгое время добирались пешком или на лошадях, с 1868 года – по железной дороге. Поезда – это, конечно, здорово, но покупка билетов на южное направление (а через Тулу в те годы ходили все поезда в Крым и многие – на Кавказ) в советское время была делом непростым, тем паче в сезон. И только в 1950-м, когда была капитально реконструирована (а по сути – построена заново) автодорога от Москвы до Симферополя, появилась доступная широкой публике альтернатива – междугородный автомобильный транспорт.
В те годы от Тулы до Москвы можно было относительно просто добраться на такси. Не новый, но вполне комфортабельный ЗиС-110 или ЗиМ довез бы вас в столицу от тульского автовокзала за три с небольшим часа. Здоровенные машины с тремя рядами сидений могли взять на борт аж семерых пассажиров: двоих – на диване рядом с водителем, двоих – на откидных сиденьях среднего ряда, и троих – на роскошном заднем диване. Автору этих строк как-то довелось поездить в ЗиМе, правда, уже пожилом, но внушавшем уважение.
Из нынешних по плавности хода и простору в салоне с ним могут сравниться разве что автомобили представительского класса, широкой публике недоступные. Тогда же поездку в Москву на длинной черной машине мог позволить себе простой смертный. При тарифе 10 копеек за километр, плюс 20 за посадку (в ценах 1961 года) и полной загрузке выходило чуть более двух с полтиной на брата – сумма ощутимая, но вполне подъемная. Зато чего стило удовольствие прокатиться с ветерком по новенькой ровной трассе! А главное, что особенно ценилось молодежью – не нужно было ждать и толкаться в очередях. Приехал на автовокзал – и часа через три ты уже в «лучшем городе Земли», по меркам середины ХХ века скорость просто невероятная.
Для граждан более экономных в том же 1950-м были открыты автобусные рейсы из Москвы в ближние и дальние города. Существовал даже автобус Москва – Симферополь, проводивший в пути примерно 40 часов, без учета времени на ночевку (для этого были предусмотрены специальные гостиницы). На крымской линии работали автобусы ЗиС так называемого первого класса, перевозившие в мягких самолетных креслах всего 14 пассажиров. В города, располагавшиеся ближе к столице – Тулу, Орел, Курск – ходили машины попроще. Линию Тула – Москва, в частности, обслуживали автобусы ЗиЛ-158, один из которых и запечатлен на фото.
Эти машины были разработаны на столичном Заводе имени Лихачева и серийно выпускались с 1956 года. Конструкция имела немало общего с самолетом – каркас несущего кузова обшивался алюминиевыми листами при помощи закрепок, головки которых хорошо видны на фотографии. Кузов был сделан обтекаемым с явной оглядкой на американские автобусы тех лет. В 1959-м производство ЗиЛ-158 передали на автобусный завод в городе Ликино-Дулево Московской области. Всего до 1971 года было выпущено почти 72 тысячи экземпляров, которые стали своего рода визитной карточкой эпохи. Работали они во всех уголках нашей необъятной страны. В салоне именно такого автобуса произошел конфликт между пьяницей Федей и студентом Шуриком в исполнении Алексея Смирнова и Александра Демьяненко, закончившийся бессмертной фразой «Надо, Федя! Надо!».
Срок службы ЗиЛ-158 был недолгим, самое больше – лет десять. Единичные экземпляры дожили до начала 1980-х в качестве служебных, а большинство либо сгинули в металлоломе, либо использовались как бытовки на дачных участках. Нынче при их упоминании принято презрительно морщиться и упоминать тесный салон, слабый двигатель, и в особенности – узенькие ширмовые двери, устроенные так, что пассажир в спешке обязательно пачкал одежду об их внешние створки, открывавшиеся не внутрь, как у более поздних автобусов, а наружу. Объемистые сумки приходилось запихивать под ноги или держать на коленях. Однако по сравнению с автобусами предыдущего поколения, известными нам, например, по фильму «Место встречи изменить нельзя», ЗиЛ-158 выглядел просто гостем из будущего. На городских маршрутах (а именно там использовалось подавляющее большинство «сто пятьдесят восьмых») его недостатки доставляли массу неудобств, однако при поездке на дальние расстояния они не имели никакого значения. На мягких, с толстенными подушками, сиденьях помещалось 32 пассажира. Автобус неспешно проезжал по тульским улицам, выбирался на трассу, разгонялся до крейсерских 50 – 55 километров в час и спокойно катил в сторону столицы, лишь в населенных пунктах снижая скорость до сорока.
В Москве автостанция располагалась на улице Житной, 10, в южной части Садового кольца, в двух шагах от станции метро «Добрынинская». Кстати, интересная деталь: в отличие от линии Москва – Симферополь, маршрут на Тулу обслуживался тульским автопредприятием. Именно поэтому на автобусе красуются маршрутные таблички «Тула» и «Москва», именно в таком порядке, а не наоборот. О тульской принадлежности говорит и государственный номерной знак образца 1946 г. с желтым фоном и черными буквами «ТО», обозначающими Тульскую область. Более привычные моему поколению черные номера, на которых белой краской наносилась надпись формата «две цифры-две цифры-три буквы», появились примерно в те же годы – в 1959-м. Базировались автобусы в тогдашней Туле на улице Коминтерна, где пассажирское автопредприятие просуществовало до начала 2000-х. Нынче на этом месте располагается торговый центр.
Кинотеатр «Центральный», 1955 г.
Кинотеатр «Центральный», 1955 г.
Одним из главных украшений главной улицы советской Тулы – Коммунаров, в 1963 г. переименованной в проспект Ленина, был и остается кинотеатр «Центральный». Пожалуй, каждый тульский фотолюбитель 1950-х – 1980-х не мог не запечатлеть его в кадре. Об особенностях архитектуры роскошного здания с колоннами, двухэтажным фойе и двумя кинозалами мы уже писали в выпусках нашей рубрики. Сегодня же остановимся на мелких, но существенных деталях, весьма характерных для 50-х годов ХХ века.
Одна из таких деталей – высоченный, выше окон второго этажа, столб уличного освещения. Такие столбы представляли собой железобетонную или стальную опору, смонтированную на массивном четырехугольном цоколе. Опору венчали литые чугунные кронштейны с подвешенными на них светильниками. Люминесцентных ламп тогда еще не было, использовались лампы накаливания мощностью не менее 300 ватт. В процессе работы такая «лампочка Ильича» разогревалась до полутора сотен градусов, а при попадании на нее снега или дождевой воды взрывалась, словно граната. Поэтому тонкостенную нежную колбу приходилось защищать толстенным плафоном из прозрачного стекла. Конечно, световой поток такого фонаря не сравнить ни с нынешними светодиодами, ни даже с поздними советскими светильниками, в которых использовались ртутные лампы, но в 1950-х даже такое уличное освещение было роскошью. На окраинах оно попросту отсутствовало как класс.
Примерно на половине высоты столба красуются уличные часы «Стрела». На снимке толком не видно ни стрелок, ни циферблата, но массивный цилиндрический корпус с двумя ободками по краям и форма навершия никаких сомнений не оставляют. Выпускались они на Первом Московском часовом заводе, и встречались, кажется, во всех уголках бывшего Союза. Такие часы висели в заводских цехах, на вокзалах, в школах, в учреждениях… На официальном языке они именовались «электровторичными», или просто «вторичными». В огромном (диаметром целых 60 см) корпусе не было часового механизма как такового, а были лишь электромагнитный привод, толкавший стрелки, да система подсветки циферблата. Где-то в недрах одного из официальных зданий Тулы скрывались первичные часы. Вот они не только отсчитывали время, но и передавали по специальным кабелям электрические сигналы, которыми приводились в движение стрелки вторичных часов. В результате любые уличные часы в городе всегда показывали одно и то же время. Все это вместе взятое называлось «системой единого точного времени», или «системой часофикации». Проработала она, кажется, до конца 1980-х годов.
Приблизительно датировать фото можно по висящим на стене и балюстраде кинотеатра афишам. Над входной дверью, под полуциркульным окном второго яруса фойе, можно рассмотреть плакат с датами «10 – 17» и надписями «Фестиваль кинофильмов» и «Крутые горки». Речь идет о фестивале местного значения – традиция проведения Московского международного кинофестиваля была прервана в 1941-м и возрождена только в 1959-м. Зато фильм, представленный на афише, достаточно известен по сей день. Повествовал он о нелегкой жизни Степана Фролова, уроженца села Крутые Горки, который после долгих лет отсутствия приехал на родину, чтобы возглавить здешний колхоз. В ленте фигурировали хищение социалистической собственности, предшественник-злодей, борьба за трудовую дисциплину и выполнение плана, и даже любовь – как это чаще всего водится в советском кино 1950-х, несчастная. Героиня осталась с постылым, но законным мужем и с сыном, а герою пришлось, что называется, взять волю в кулак. В те времена считалось, что негоже приносить интересы семьи и особенно – детей в жертву личному благополучию. До эпохи «Иронии судьбы» и «Служебного романа», где пропагандировались совсем иные ценности, оставалось добрых два десятка лет.
«Крутые горки» официально вышли в 1956-м и, говорят, пользовались определенным успехом. Однако нам представляется, что основная масса зрителей, толпящихся у входа в кассовый зал, стремится посмотреть не нравоучительный советский, а наоборот, глубоко буржуазный фильм «Милый друг» (его скромную афишу можно рассмотреть на балюстраде). Экранизация романа Ги де Мопассана была снята в 1954-м, вариант с советским дубляжем вышел в марте 1955-го. Шествие по экранам на одной шестой части суши было победоносным – фильм посмотрели целых 20 миллионов советских граждан! Оно и неудивительно – в течение более чем полутора часов можно было лицезреть в натуральных цветах все прелести и пороки жизни буржуазной Франции 1880-х. В общем, как в популярных советских анекдотах про загнивающий Запад и про «три заграничных слова – мезальянс, адюльтер и кобеляж». Тогда, в отсутствие телевизоров, любое новые, а паче заграничное кино было окошком в мир, и граждане активно этим пользовались. Возможно, в СССР фильм попал еще и потому, что снимался он силами аж трех стран – относительно дружественной Франции, нейтральной Австрии (как раз в 1956-м ее территорию покинул последний советский солдат) и самой что ни на есть социалистической Германии – ГДР. Кстати, исполнительница главной женской роли, французская актриса Анн Вернон, известная советскому зрителю по фильму «Шербурские зонтики» 1964 года, недавно отметила 101-й день рождения.