Феномен двоеверия в ХХ веке по материалам Тульского края

А. С. Панин

В своей фундаментальной работе «Язычество Древней Руси» видный отечественный историк, академик Борис Александрович Рыбаков делает вывод: «В результате целого ряда сложных явлений на Руси к началу XIII в. создалось и в деревне и в городе своеобразное двоеверие, при котором деревня просто продолжала свою прадедовскую религиозную жизнь, числясь крещённой…» [1, с. 782].

Феномен     двоеверия          — одновременное сосуществовование христианства и элементов дохристианских языческих верований, — при всей неоднозначности самого этого понятия, по-видимому, лучше всего говорит о содержании народной веры («народного православия»). Однако в силу неоднозначности самого понятия «двоеверие» оценка религиозности преобладающего населения России, даже в относительно недавнем прошлом предельно двойственна.

«Если говорить об отечественных гуманитарных дисциплинах, то здесь учёный взгляд на проблемы специфики и значение народного православия до сих пор остаётся достаточно противоречивым и разобщенным» [2, с. 19].

Проблема, связанная с применением термина «двоеверие» заключается, прежде всего, в очевидной невозможности одновременного почитания двух объектов веры, относящихся к принципиально различным религиозным системам. Отсюда возникает некоторое разночтение, когда различные авторы, говоря о двоеверии, по сути, говорят не столько об устойчивом мировоззрении, сколько о разнице между формой и содержанием этого религиозного феномена.  При этом в одном  случае говорят о преобладании христианского элемента, принимающего в рамках народной культуры черты архаичных языческих верований. В другом случае утверждают, что народное сознание фактически на всем протяжении исторического времени без изменений оставалось языческим, лишь на поверхности принимая некоторые черты господствующей христианской религии.

В работе «История в цифрах» известный отечественный историк Б. Н. Миронов обращается к проблеме двоеверия, предлагая определить, какой, по сути, была религиозность русской деревни с помощью контент-анализа (англ. «content-analysis») — одного из методов анализа содержания документов.

Контент-анализ был применен для «изучения своеобразного вида обрядового фольклора – заговоров с целью установить, какие типы религиозных верований (языческий, христианский или синкретический – синтез язычества и христианства) имели распространение среди крестьянства в первой половине XIX века». 372 заговора из сборника       Л. Н. Майкова, опубликованного в 1869 г., были распределены по восьми темам, а в пределах каждой темы на три группы: христианские, языческие и синкретические — и подвергнуты статистической обработке.

Заговоры, являясь одним из видов народного творчества, своими корнями уходят вглубь веков. «Заговоры — это фольклор в первичном значении этого слова». «В отличие от всех остальных фольклорных жанров, основных качеством которых является коллективность, заговор — жанр с подчеркнуто индивидуальной формой бытования. По этой причине исследованиями заговоров занимались не только фольклористы, но и этнографы, историки, психологи, философы» [3].

На территории Тульского края использование заговоров продолжалось как в XIX (некоторые из них были включены в сборник Майкова), так и в XX веках, о чем свидетельствуют, в частности, два источника, обнаруженные в начале 2000-х годов. Это две школьные тетради советского производства, содержащие заговоры различной направленности. Одна из них была составлена в г. Белеве (Тульская область), другая в с. Хотень (на границе Тульской и Калужской областей). Поскольку доступными источники оказались после смерти их первоначальных владельцев, можно предположить, что составлены они были во второй половине ХХ века – об этом говорят и косвенные данные (сопутствующие материалы, форма источников и др.).

Тульский край – во многом типичный регион центральной России. На основании полученных источников можно попытаться установить, какие типы религиозных верований (языческий, христианский или синкретический) имели распространение в народной среде во второй половине ХХ века. Для решения поставленных цели и задач исследования был    также    применен    контент-анализ.      За    основу   взята     методика, использованная Б. Н. Мироновым в аналогичном исследовании [4].

Категория анализа (единица текста) в предпринятом исследовании: отдельный заговор. 54 заговора из тетради найденной в г. Белеве (Тульской области) были распределены по шести темам, а в приделах каждой темы – на три группы: христианские, языческие и синкретические. Распределение по типам верований осуществлялось по следующему критерию: к кому обращался заклинатель. Если он обращался к языческим богам, домовым, лешим или силам природы заговор относится к языческой группе; если к Христу, Богородице святым или ангелам – к христианской группе; если к тем и другим – к синкретической группе.

Смысловая единица: в первом случае это тема, во втором – верование. В качестве индикатора темы выступают объекты заговора (если заговор направлен на зубную боль, на то, чтобы остановить кровотечение и т. п., то тема – здоровье и болезни, и т. д.). Индикатором верования принимается адресат заговора (языческие божества, православные святые и т. д.). Единицей счета в обоих случаях взята частота появления смысловой единицы – темы и верования.

Результаты статистической обработки заговоров приведены в таблице.

 

Распределение заговоров по темам и по наличию в них элементов христианских, языческих и синкретических верований

 

Тема­тиче­ская груп­па

Коли­че­ство заго­во­ров с атри­бути­кой
Хри­сти­ан­ской Язы­че­ской Син­кре­тиче­ской Все­го
абсо­лют % абсо­лют % абсо­лют % абсо­лют %
Здо­ро­вье и боле­зни 10 50 7 35 3 15 20 100
Хо­зяйс­твен­ная дея­тель­ность и част­ный быт  

2

 

10

 

0

 

0

 

0

 

0

 

2

 

100

Обще­ствен­ные отно­ше­ния 2 100 0 0 0 0 2 100
Лю­бовь и брак 0 0 2 100 0 0 2 100
Свер­хъес­тест­вен­ное 22 84,6 2 7,7 2 7,7 26 100
Пред­меты и яв­ле­ния при­роды 0 0 0 0 2 10

0

2 100
Ито­го 36 66,7 11 20,3 7 13 54 100

 

Самое существенное в контент-анализе – интерпретация результатов. Полученные данные можно интерпретировать таким образом, что 66 % верующих в Тульском крае в прошлом столетии придерживались христианских, 20 % — языческих и 13 % — синкретических верований, или, что 66 % заговорных формул носили христианский, 20 % языческий и 13 % синкретический характер, или, что в народной среде в ХХ веке преобладали христианские верования.

Контент-анализ не отменяет необходимости обычного (т.е. содержательного) анализа документов. Однако прежде всего и в решающей степени именно интерпретация результатов определяет успех или неудачу контент-анализа.

По мнению Б.Н. Миронова, любая интерпретация результатов исследования заговоров методами контент-анализа будет некорректной. Так, основываясь на данных обработки заговоров из сборника Л. Н. Майкова нельзя однозначно утверждать, что в XIX веке «в крестьянской среде преобладали христианские и синкретические верования». «В данном случае выбранные индикаторы верований не указывают на тип верований» [4, с. 19.]. В независимости от формы и терминологии, по сути, любой заговор представляет «языческое» магическое заклинание. Полезность контент-анализа в данном случае заключается в том, что «он обнаружил весьма медленную и поверхностную христианизацию языческого по сути мировоззрения крестьян» [4, с. 20.].

Достоинства контент-анализ прежде всего обнаруживаются при датировке заговоров. Это позволяет проследить эволюцию религиозных представлений в народной среде. Проанализировав заговоры из сборника Майкова по времени их фиксации, Б.Н. Миронов приходит к выводу о том, что чем позднее происхождение заговора, тем больше он содержит христианской атрибутики и меньше языческой. «По-видимому, этот факт можно трактовать как некоторое вытеснение языческих верований из народной культуры, или, может быть, точнее, как наступление православия на языческую крестьянскую культуру» [4, с. 20.].

Это вполне соотносится с результатами статистической обработки заговоров из г. Белева Тульского края и, исходя из предложенной методики, позволяет, как минимум, говорить об усиливающейся христианизации населения провинциальной России в ХХ веке. Обращение к источникам Тульского края позволяет предложить в качестве гипотезы утверждение о христианском, по крайней мере по форме, религиозном сознании провинциального народонаселения России в прошлом столетии.

Однако следует подчеркнуть, что источники Тульского края относятся ко второй половине ХХ века, они были созданы в условиях, когда Русская Православная церковь не могла оказывать активного влияния на культуру общества, — то есть «наступление православия на языческую крестьянскую культуру» здесь в принципе не могло осуществляться. По-видимому, в данном случае допустимо говорить именно о содержании народных верований («народного православия»).

Анализируемым источником фактически является одна тетрадь с 54 заговорами, обнаруженными в г. Белеве (Тульская область). 15 заговоров из села Хотень (Калужская область) были проанализированы по сходной методике. Полученные данные можно интерпретировать в том смысле, что 86,7 % заговорных формул носили христианский и 13 % синкретический характер или что в народной среде преобладали христианские верования, что коррелирует с данными, полученными при статистической обработке заговоров из Белева, однако объем выборки во втором случае слишком незначителен. Вероятно, гипотезу может подтвердить (или опровергнуть) комплексное использование исторических источников различного происхождения.

Возможность провести качественный анализ комплекса исторических источников выходит за рамки данной работы. В качестве предварительных замечаний можно отметить, что сделанные выводы соотносятся с данными некоторых аналогичных исследований последних лет.

Например, о продолжении заговорной традиции в ХХ столетии свидетельствуют материалы фольклорных экспедиций Московского государственного университета 1953-1993 гг. [5]. Изучению народной культуры на основе заговоров посвящена опубликованная в 2004 году диссертация Е. Н. Дмитриевой, где содержание крестьянского миропонимания определяется через понятие «народное христианство». Кроме прочего также утверждается, что горожане и крестьяне еще в начале ХХ века были носителями единой народной, «во многом сакральной культуры» [6]. Это позволяет рассматривать и провинциальную культуру второй половины ХХ века как продолжающую традиции русской народной (крестьянской) культуры. В работе Е. Е. Ермаковой, опубликованной в 2005 г., заговоры рассматриваются как «важнейший структурный элемент народной медицины», говорится о распространение традиционных форм культуры в Сибирском регионе и в конце ХХ века. Как в сельской местности, так и в городе здесь существует негласное «перераспределение» лечебных функций между медициной официальной (врачами, фельдшерами) и традиционной (знахарями) [7]. Судя по работам последних лет на основании существования заговоров еще нельзя однозначно говорить о языческом характере народных верований.

Так, в своей работе Елена Ермакова, хотя и говорит о «реализации сакрального в современном социуме» при обращении к заговорам, прежде всего, рассматривает заговорную традицию как важнейший структурный элемент народной медицины. То есть обращаться к заговорам побуждают не религиозные воззрения, а сложившиеся бытовые практики. «Заговор всегда был    тесно    связан    с    бытом, способствуя    достижению    конкретной практической цели — лечению болезни, предохранению от зла, обеспечению успеха» [3]. Иначе говоря, обращение к заговорным формам может вызываться   не   язычеством, а «конкретными   практическими   целями».

«Крестьяне вообще очень редко прибегают в болезнях к помощи врачей, а обращаются всегда к знахарям и знахаркам» [8, с. 73.]. А то, что для специфического решения насущных нужд используют «христианскую атрибутику», может говорить об самоотождествлении крестьян (или шире носителей традиционной культуры) именно с христианством.

Заслуживают внимания соображения относительно заговоров А.Н. Веселовского. Языческий заговор он определяет, «как усилие повторить на земле, в пределах практической деятельности человека, тот процесс, который, по понятиям язычника, совершается на небе неземными силами. В этом смысле заговор есть только сокращение, приложение мифа». В христианскую эпоху могут складываться заговоры, очень похожие на древние языческие заклятия, «не потому, что повторяют их в новой форме, а следствие самостоятельного воспроизведения мифического процесса на христианской почве» [9, с. 291].

Обращает на себя внимание и элемент творчества, когда в традиционные тексты заговоров включаются новые элементы (упоминание в заговорах из Белева наряду с «составами» или «суставцами» (суставами) и жилами также нервной системы: …Выйди болезнь и ломота из рабы Б… из костей, из жил, из мозгов, из суставцев, из пальцев из всех жил и кровей и нервной системы, и мозговых оболочек… Также включение в традиционный «заговор к власти» такого правоохранительного органа как милиция: …Иисус Христос впереди а Иисуса Христа не бьют не ругают в милицию не сажают и в неприятности не вызывают так нарожд. хрещ. р… в суд и в неприятности не вызывают и в милицию не сажают… (Источник: Личный архив Бакулина А. Н. (сохранена первоначальная орфография).

Открытым остается вопрос, насколько христианство в народной среде соответствует догматике Русской Православной церкви. По мнению Панченко А. А. «если признать закон самостоятельного воспроизведения фольклорных форм, открытый А. Н. Веселовским… и согласиться с тем, что целостность и внутренняя стабильность суть важнейшие условия нормального функционирования культуры, то можно также предполагать, что двоеверие должно было смениться цельным и связным (хотя и не аналогичным догматическому учению) «народным христианством»» [2, с. 22.].

Следует отметить, что вопрос о языческих элементах в народном сознании достаточно сложен. Так, например, сербский православный психолог Владета Йеротич считает язычество неотъемлемой частью психологии человека вообще. «В каждом современном человеке существуют три человека: языческий, ветхозаветный и новозаветный…

Языческий человек в нас или не знает бога, или, что чаще, поклоняется многим богам… Такой человек склонен к самым различным формам магии, верит в знахарей и гадалок…» [10, с. 146 – 147.]. В этом смысле в религиозных практиках самых разных обществ неизбежно будут прослеживаться элементы язычества.

Однако, если говорить не о психологических чертах, а о фиксируемых в культуре общества религиозных феноменах, мы можем говорить о преобладании христианской православной веры в народном сознании вплоть до конца ХХ века. Самоидентификация респондента представляет собой самый простой и наиболее популярный среди исследователей критерий определения отношения к религии. По словам американской исследовательницы Ив Левин: «Красноречивей всего тот факт, что крестьяне называли себя «христианами» («хрестьяне» по-древнерусски), никак не показывая, что они сохранили осознанную языческую идентичность [11, с. 27]. В ХХ веке социальный состав российского общества претерпел значительные изменения. Заговоры из г. Белева напрямую уже не связаны с крестьянской средой. Но они позволяют говорить о содержании народных верований провинциальной России, остающейся в своей культуре во много крестьянской, даже во второй половине ХХ века.

По-видимому, также и синкретизм, элемент творчества являются важными составляющими в народных верованиях, что не позволяет однозначно отнести народную религиозность к церковному христианству, как, впрочем, и к дохристианским верованиям или язычеству. Очевидно, дихотомия «язычество-христианство» не в полной мере объясняет феномен народной религиозности, и речь следует вести скорее о синтезе различных верований. Таким образом, термин «двоеверие» следует использовать только с оговорками, а его применение может быть оправданно в силу использования большим количеством авторов. «Переход к интерпретации народной религии в…России как народной версии христианства принесёт… определённую пользу: термину двоеверие больше не придётся выполнять функцию обозначения народной религии» [11, с. 34.].

Конечно, вопрос о содержании народной веры («народного православия») не может быть разрешён в рамках одной статьи и требует дальнейшего изучения.

Список литературы

  1. Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М. Наука,
  2. Панченко А. А. Исследования в области народного православия. Деревенские святыни Северо-Запада России. Алетейя, СПб:
  3. Капица Ф.С.  O  книге  Н.Ф.  Познанского.  Н.  Ф.  Познанский. Заговоры:  Опыт    исследования     происхождения  и   развития  заговорных формул. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://stepanova.110mb.com/b963.html.
  4. Миронов Б. Н. Русский крестьянин XIX века – язычник или христианин? // История в цифрах. Л. Изд. Наука, С. 18-21.
  5. Русские заговоры и заклинания: Материалы фольклорных экспедиций 1953 — 1993 гг. /под ред. В.П. Аникина. М.: Изд-во МГУ 480 с.
  6. Дмитриева Е. Н. Языческие мотивы в системе русской народной культуры XIX века (На примере заговоров) : дис. … канд. ист. наук. М. 223 c.
  7. Ермакова, Е. Е. Сибирская заговорная традиция (конец XX- начало XXI вв.). Тюмень: Издатель Пашкин, 496 с.
  8. Соколов Г. Этнографический взгляд на казённых крестьян Тульской губернии // Тульские губернские ведомости. № 11. С. 73-75.
  9. Веселовский А.Н. Заметки и сомнения о сравнительном изучении средневекового эпоса // Журнал Министерства народного просвещения, N XI.
  10. Йеротич В. Психологическое и религиозное бытие человека. М.: Изд-во Библейского богословского института им. апостола Андрея,
  11. Левин И. Двоеверие и народная религия в истории России. М.: Индрик,