Игра в классиков. Русские писатели в скульптурах Николая Ватагина

Подробнее о проекте

Окончив в 1983 живописный факультет Суриковского института, Николай Евгеньевич Ватагин изначально работал в жанрах портрета и пейзажа. С начала 1990-х годов активно занимается скульптурой, которую рубит из дерева и говорит об этом так: «Работа для меня — чистая радость. Сам процесс вызывает у меня восхищение: это тебе не кисточкой водить, тут надо потрудиться топором, стамеской. Чувствуешь себя настоящим мужчиной, исполняющим нелегкую работу». Впрочем, в собственном творчестве он развивает в остром и лаконичном современном ключе лучшие художественные традиции своей семьи, заложенные его прабабкой – художником-передвижником Антониной Леонардовной Ржевской (1861–1934) и дедом – скульптором и графиком-анималистом Василием Алексеевичем Ватагиным (1883–1969).

Обращаясь к дереву как к одному из устоявшихся скульптурных материалов, Николай Ватагин строит яркие самобытные образы, в которых заявлена сдержанная модернистская примитивизация формы и тонкая ироничная фабула смысла. Мир его героев, включающий писателей, поэтов, художников, литературных персонажей и просто многочисленных современников, отличается особой цельностью и уникальной трактовкой, неизменно отмеченной легким гротеском и добрым юмором. Причем писатели и поэты, с которых всё и начиналось, составляют в этом ряду самый обширный раздел. Как вспоминает Николай, «свою первую фигурку (это был Лев Толстой)» он «вырезал в 23 года на ночном дежурстве в армии». В дальнейшем на фоне любви «к народному искусству и литературе, особенно литературной критике» число их достигло нескольких сотен.

Деревянные скульптуры Н. Ватагина призваны «оживить» старых и более молодых классиков русской литературы, показать их облики в относительной полноте индивидуальных профилей, но подверженных парадоксальной иронично театрализованной «мифологизации». Раскрашенные маслом и покрытые лаком большие, малые и средние фигуры совмещают в себе псевдо-лубочную стилизацию и реалистическую портретность, передающую большее или меньшее, но всегда узнаваемое сходство с прижизненными живописными или графическими изображениями, фотографиями и описаниями современников. Залогом тому служит особое отношение к ним художника: «Наши писатели для меня – живые люди. Одни, как Пушкин и Достоевский, – мои близкие друзья, на других, как, например, на Андрея Платонова, я обижен, с третьими ругаюсь и считаю своими врагами, хотя в конечном счете всех их люблю».

Несмотря на то, что, по признанию Н. Ватагина, больше всего он «сделал Пушкина всегда разного и Льва Толстого – всегда одинакового», примерно, с конца 1990-х годов к классикам русской литературы мужского пола (всегда одетым) добавились избранные музы, как Наталья Пушкина, и поэтессы (Анна Ахматова и Марина Цветаева) – причем неизменно обнаженные. За их первозданной целомудренной наготой скрывается не какой-то вызывающий творческий эпатаж, характерный для авангардных практик начала ХХ века, а пронзительная образная отсылка к животрепещущему предельно открытому художественному нерву этих гениальных вдохновительниц и мастериц поэтического слова.

С одной стороны, Николай Ватагин откровенно играет в своих литературных классиков, вытачивая то ли «монументальных» кукол, то ли «игрушечных» монументов. С другой стороны, он вкладывает в них нешуточный заряд физических и умственных усилий, помноженных на его синтезирующую пластическую энергию. Не случайно его скульптурные работы находят такой искренний отклик не только у непритязательных зрителей, но и у строгих в оценках собратьев по профессии. В этом смысле показательно высказывание известного московского живописца Ирины Старженецкой: «Меня особенно привлекают созданные его руками фигурки русских писателей. Статическая законченность и незыблемость конструкций больших фигур здесь не так серьезны, они обаятельно остроумны, всегда вызывают улыбку. Чем их больше, тем они интереснее; это подлинная игра интеллекта». К этим словам стоит добавить, что звучащий в них стройным хором внутренний девиз мастера предельно прост: «Рублю – что люблю!» Но это та редкая дарованная свыше простота, без которой нет настоящего искусства.

Елена Грибоносова-Гребнева