А. С. Панин, кандидат исторических наук, заведующий отделом «Тульский некрополь»,

МБУК «ТИАМ» (Тульский историко-архитектурный музей)

 

ИКОНЫ НА ПАМЯТНИКАХ ТУЛЬСКОГО НЕКРОПОЛЯ

 

Тульский некрополь (прежде всего Всехсвятское кладбище Тулы) является уникальным историческим источником, позволяющим изучить особенности повседневной жизни, мировоззрения, ритуальных практик русской провинции. Надгробие исторического кладбища (некрополя) объединяет в себе эпиграфику, символико-семантический план и худо­жественные особенности, позволяя существенно уточнить и дополнить наши представления о культуре прошедшей эпохи (См., напр.: Пирютко Ю. М. Лазаревская усыпальница — памятник Русской культуры XVIII-X1X вв. // Памятники культуры. Новые открытия. 1988. М., 1989. С. 485). Принципиальной особенностью надгробий российского город­ского некрополя, в основных чертах сформировавшегося в XVIII — на­чале XX в. является их обусловленность религиозными воззрениями. «В то же время сами художественные решения определялись во многом формами господствующего стиля той или иной эпохи, национальной школы, индивидуальным почерком мастера….» (Ермонская В. В., Ненатухина Г. Д., и др. Русская мемориальная скульптура. К истории худо­жественного надгробия в России XI — начала XX в. М., 1978. С. 8).

Древняя Русь знала определённые типы надгробий, в которых синтезировались разновидности архитектуры малых форм и прикладно­го искусства (Там же. С. 8). Одним из наиболее часто встречающихся надгробных памятников в новое время (в последней трети XVIII- XIX вв.) стал памятник имитирующий саркофаг (Ковшарь И. Г. Камни, отразившие время // Тульский краеведческий альманах. 2005. №3. С. 136-140). Тульский городской некрополь, являясь ярким образчиком российского провинциального некрополя в целом, включает немалое количество «саркофагов» и позволяет проследить эволюцию этого типа надгробия. Так уже в 1820-1830-х гг. на торцевой стороне тульских саркофагов появляются сложные «иконные сюжеты» а с середины XIX века декор фасадов начинает заметно меняться. «На западных торцах саркофагов евангельские сюжеты заменяются изображениями ангелов, впоследствии (в 1840-1850 гг.) фигура ангела трансформируется в изо­бражение святого патрона умершего…» (Ковшарь И. Г. Тульский нек­рополь: надгробные памятники конца XVIII — начала XX в. // Тульский краеведческий альманах. 2003. № I. С. 128—133). Со второй половины XIX в. рельефы западных торцов саркофагов изображают Спасителя, затем Богоматерь с младенцем (Ковшарь И. Г Камни, отразившие время // Тульский краеведческий альманах. 2005. № 3. С. 136-140).

Помещение иконы («иконного сюжета») на надгробных памятни­ках (или поблизости) достаточно традиционно для Российского некро­поля. Так, например, когда в 1704 году в Смоленском соборе Новоде­вичьего монастыря в Москве, была погребена сестра Петра I, царевна Софья (1654-1704) над её гробницей был устроен «своеобразный ико­ностас», состоявший из 18 икон (Ананьева Т. А. Икона с виршами из надгробия царевны Софьи // Труды отдела Древнерусской литературы. Т. XXII: Взаимодействие литературы и изобразительного искусства в Древней Руси. М.; Л., 1966. С. 437). Над самой гробницей на стене хра­ма располагался образ «Страдания Веры, Надежды, Любови и матери их Софии и история библейской Сусанны». На этой иконе были изображе­ны два житийных цикла «святых жен» в соответствии с двумя именами погребённой — светским именем София и монашеским Сусанна. «Икона является характерным памятником своей эпохи — рубежа XVII- XVIII вв., точнее можно сказать, что она была создана в первое десяти­летие XVIII в.…» (Ананьева Т. А. Указ. соч. С. 446). Сам надгробный памятник царевны Софьи представлял собой кирпичное надгробие, за­крывающее каменную «гробницу» и встроенное в интерьер храма.

На «открытом некрополе» такой традиционный надгробный па­мятник как крест также часто соединялся с той или иной иконой. На­пример, говоря о развитии иконографии распятия, русский историк ис­кусства Николай Покровский (1848-1917) отмечает присутствие иконографических сюжетов и на намогильных крестах. «На крестах греческих и русских Богоматерь и Иоанн Богослов изображаются часто в виде бюстов в оконечностях большой поперечной балки креста; к ним при­соединяются иногда бюсты одной св. жены, Логина, ап. Павла и Иосифа (могильный крест в ростовск[ом] музее)…» (Покровский Н. В. Еванге­лие в памятниках иконографии. М., 2001 [Евангелие в памятниках ико­нографии, преимущественно византийских и русских. СПб., 1892]. С. 453).

Таким образом, можно утверждать, что в русской традиционной культуре (то есть культуре широких слоёв населения России сформиро­ванной под влиянием Церкви) частью надгробия (погребального ком­плекса) могла быть икона, изготовленная из любого материала — дерева, металла или камня (известны так называемые «камнесеченные обра­зы»). Это вполне соответствовало канонам православной Церкви, пред­лагавшей видеть в христианском погребении место поминовения по­чившего верующего.

Остаётся вопрос, являются ли иконы на надгробиях нового вре­мени частью все той же единой традиции, целостной во всех отдельных проявлениях. На первый взгляд обилие иконографических сюжетов на памятниках Тульского некрополя (включающих не только изображение «святого патрона умершего» но и «евангельские сюжеты» и образы Ии­суса Христа и Богородицы) говорит о достаточно произвольном выборе таких сюжетов и об отсутствии связи иконы с фактами биографии по­гребённого. Это делает необходимым внимательно изучить всю инфор­мацию, связанную с надгробием, одновременно используя другие исто­рические источники.

Изучение некоторых памятников типа «саркофаг» подтверждает уже зафиксированный обычай размещения изображения «святого па­трона умершего» на западной стороне памятника, подобная практика прослеживается вплоть до начала XX века. Так, например, саркофаг, под которым погребён тульский купец Шестопалов Илья Алексеевич (… — 1897 (?)) декорирован рельефным изображением Святого пророка Илии (Ильи). Изображение соответствует иконе святого.

Другой памятник типа «саркофаг» также содержит изображение святой. Мемориальный текст на памятнике гласит: «Под сим камнем погребено тело жены причетника Николо-Зарецкой (?) церкви Евдокии Фёдоровны Молитовой. Скончалась 1881 года декабря 19 дня к 8 ч… жития её было…» (здесь и далее текст приводится в современной орфо­графии). Рельефное изображение на надгробии соответствует образу Святой преподобномученицы Евдокии.

Сразу следует отметить, что изображения «святого патрона умершего» встречаются не только на саркофагах. Так, например, на расположенном в северо-западной части Всесвятского кладбища участ­ке погребений мещан Степановых можно увидеть памятники различных типов. Здесь представлены и белокаменные саркофаги с иконографиче­скими сюжетами, и памятники типа «часовня». Один такой памятник типа «часовня» также содержит изображение святой, практически иден­тичное образу на саркофаге Евдокии Молитовой. Под этим памятником погребена Степанова Евдокия Лаврентьева (1789—1839(?)).

Однако в другом случае памятник типа «часовня», под которым погребена Глаголева Ольга Васильевна (1825-1867) — жена священника Крестовоздвиженской церкви Тулы — содержит не икону святой, но об­раз Богородицы.

Даты рождения и смерти Глаголевой О. В. 4 июня 1825 — 3 фев­раля 1867. Икона на надгробии соответствует иконографическому типу Богородицы «Одигитрия». Одигитрия или Путеводительница — один из наиболее распространённых типов изображения Богоматери. К этому типу относятся такие широко почитаемые на Руси иконы, как Тихвин­ская, Смоленская, Казанская, Троеручица и некоторые другие.

Существенно, что и в этом случае мы можем говорить, что выбор иконографического сюжета не был произвольным, прослеживается прямая связь между художественным образом и «религиозными воззре­ниями» строящимися на учении Православной церкви.

Православной церковью каждый день отмечается память какого- либо святого. Выбор «святого патрона» для человека связан с христиан­ской традицией «наречения имени» («назнаменования»), что впоследст­вии превращалось в празднование именин. Само слово «именины» про­исходит от слова «тезоименитство», «тезоименитый святой» — от этого же слова произошло современное «тезка». В качестве имени для мла­денца выбирается имя святого, «память коего чтится в день чтения мо­литвы новорождённому» или в восьмой день по его рождении, также в день рождения, в день крещения или в ближайший к тому день. «В Великороссии принято именовать новорождённого, главным обра­зом именами тех святых, память коих приходится в день, когда над дан­ным младенцам совершается крещение» (Булгаков С. В. Православие: Праздники и посты. Богослужение. Требы. Расколы, ереси, секты. Про­тивные христианству и православию учения. Западные христианские вероисповедания. Соборы Восточной, Русской и Западной Церквей. М., 1994 [Настольная книга для священно-церковно-служителей. Киев, 1913]. С. 189-190). Таким образом, выбор святого-покровителя стано­вится значимым не сам по себе, но как часть важного христианского обряда.

Метрические книги Тульских храмов подтверждают практику «наречения имени» в день крещения. Так, в «Метрической книге» «Всехсвятской кладбищенской церкви города Тулы» запись обо всех родив­шихся сопровождается формулировкой «молитвовал, крещение совер­шал и имя нарёк» за подписью того или иного приходского священника. В отдельных случаях сообщается, что младенец был «при крещении наречён» (ГАТО. Ф. 256. On. 1. Д. 2071. Метрическая книга о родив­шихся и об умерших за 1837-1846 гг. Всехсвятская кладбищенская цер­ковь. Л. 1). Однако в качестве имени для младенца часто выбиралось имя святого, чья память чтилась в один из дней до крещения.

Здесь следует отметить, что в соответствии с «Метрическими книгами» крещение над младенцем совершалось на второй-третий день после рождения. Но в реальной практике крещение, вероятно, соверша­лось позже. Для Церкви, прежде всего, важна была точная дата креще­ния и соответствие имени святцам. Определённого времени для совер­шения таинства крещения церковные правила не устанавливали (Булгаков С. В. Указ. соч. С. 195). Отражение в регистрации реальной динами­ки рождений могло искажаться и соединением крестильной церковной практики с «укоренившимися обычаями и суевериями», что кроме про­чего проявлялось в привязке крещений к крупнейшим «светлым» цер­ковным праздникам. Вполне вероятно, что «при влиянии на священника различных традиций он мог позволить себе относительно произвольную запись этой даты, обычно в пределах нескольких дней» (Дьячков В. Л., Канищев В. В. Декабрьские рождения. К вопросу о роли религиозного фактора в демографическом поведении традиционного крестьянства. Тамбовская губерния, XIX — начало XX в. // Круг идей: электронные ресурсы исторической информатики. М.; Барнаул, 2003. С. 324).

Среди «укоренившихся обычаев» существовало и обыкновение дарить ребенку в день крещения икону. «День крестин — это день ду­ховного рождения, некоторое крестьяне считали, что только во время крещения Бог даёт душу младенцу. В состоятельных семьях в день Ан­гела к праздничному столу приглашали гостей, приносили подарки, ду­ховные же лица благословляли именинников образами…» (Цеханская К. В. Иконопочитание в русской традиционной культуре. М., 2004. С. 157). Обычай дарить окрещённому младенцу икону существовал и в крестьянских и в дворянских семьях. «Традиция родительского благо­словения иконами сохранялась повсеместно. Рождался ребёнок, и неко­торые из дворян заказывали в меру его роста икону…» (Киричен­ко О. В. Почитание святынь русскими дворянами (XVIII столетие) // Православная вера и традиции благочестия у русских в XVIII-XX веках. Этнографические исследования и материалы. М.,2002. С. 23). После ро­ждения ребёнка часто заказывали так называемые «родимые» или «мер­ные» иконы, которые писались в меру роста младенца в честь тезоиме­нитого святого. «Мерные иконы до революции ещё оставались над цар­скими гробницами в Московском Архангельском соборе» (Цеханская К. В. Указ. соч. С. 157). Бытование мерных икон, хотя и не слиш­ком частое, прослеживается вплоть до 1917 года, однако, по сути, мер­ная икона была только разновидностью «именной» или «тезоименитой» иконы. «От обычной иконы тезоименитого святого «мерная» отличается только своим «особым форматом»…» (Мерная икона: Размер не влияет на благодатность // Нескучный сад. Журнал о православной жизни. URL: http://www.nsad.ru/articles/razmer-ne-vIiyaet-na-blagodatnost; дата обращения: 28.10.2015). Зафиксирован и обычай дарения «в некоторых приходах» собственно именных икон, то есть икон «с изображением тех святых, имя которых дано новокрещённому…» (Цеханская К. В. Указ, соч. С. 158). Вероятно, на практике могли иметься разные варианты «крестильной» («именной», «тезоименитой», «родимой», «семейной») иконы. Во всяком случае, известно несколько типов икон «святых покровителей». Так, например, среди икон, традиционно помещавшихся в домашний иконостас существует «патрональная» («тезоименитая») икона (образ с изображением святого, имя которого дается человеку при крещении) и семейная икона (икона с изображением тезоименных свя­тых всех членов семьи). Икона, полученная младенцем в связи с кре­щением, символ его «духовного рождения» занимала значимое место в иконостасе уже взрослого человека. «Православному христианину ико­на сопутствовала буквально от рождения до смерти» (Там же. С. 151).

В целом «день ангела» для христианина более важен, чем день рождения как таковой, последний в православных семьях зачастую даже не праздновали. На надфобиях Тульского некрополя нередко отсутст­вует точная дата рождения, зато можно увидеть обозначение «дня анге­ла» или именин. Так на надгробии «первой гильдии купеческого сына» Сушкина К. К. (1836- 1868), упоминается и «тезоименинство его» — 5 марта.

Возвращаясь к надгробию Глаголевой О. В., отметим, что её «те­зоименитство», день памяти святой равноапостольной Ольги, отмечает­ся 24 июля (11 июля 1825 по юлианскому календарю («по-старому сти­лю»)). В этот же день Церковь празднует память Шуйско-Смоленской иконы Божией матери. «Шуйская Богородица» представляет собой спи­сок со Смоленской иконы Божией матери, она появилась в городе Шуе Владимирской епархии во время эпидемии «моровой язвы» 1654- 1655 гг. Смоленская икона Божией матери соответствует Богородице «Одигитрии» изображённой на надгробной «часовенке». Таким обра­зом, можно допустить, что на надгробии Глаголевой О. В. воспроизве­дена икона, полученная ей при крещении. По всей видимости, её кре­щение было совершено приблизительно на тридцать седьмой день после рождения. Это соответствует обычаю крестить ребёнка в период с вось­мого по сороковой день жизни.

В личном иконостасе православного человека в дореволюцион­ной России обычно был тот или иной вариант «именной», «тезоимени­той» или «родимой» иконы связанной с особенностями крещения и вы­бора имени. Поскольку единая терминология здесь отсутствует, вероят­но, правильнее всего называть такие иконы личными. Подобная «лич­ная» икона имела самостоятельное значение, кроме прочего выполняя функцию иконы-покровителя, служила «охранной» защищая от несча­стий и сил зла. В традиционной русской культуре иконы в доме соеди­няли три функции, личных и семейных покровителей (особенно иконы благословенные и именные), места обитания святых и защиты от нечис­тых и,… иконы… очевидный каждому знак того, что он попал в жили­ще православной семьи…» (См.: Листова Т. Л. Там же. С. 130).

Можно сделать вывод, что по крайней мере часть «иконных сю­жетов» в мемориальном искусстве Тульского некрополя отображает традиционное представление о крещении (с одновременным выбором святого-покровителя и обретением особой иконы с изображением свя­того или церковного праздника) как важнейшем событии в жизни хри­стианина. Указание на христианском надгробии дня «именин» показы­вало, какому именно святому, «ангелу-покровителю», следует молиться о «благополучии» покойного в загробной жизни (Листова Т. А. Там же. С. 294). Скорее всего, размещаемая на надгробном памятнике икона служила той же цели, делая поминальную молитву о погребённом более «личной», а значит и более «эффективной».

Следует учитывать, что большое количество надгробных памят­ников Тульского некрополя повреждены временем, от металлических образков зачастую не осталось и следа, многие надгробия предполагали установку деревянных иконок, — все эти несохранившиеся иконы могли бы существенно дополнить наше понимание надгробий как средства отображения религиозных воззрений общества. Пока же мы вынуждены восстанавливать всё то, что стояло за внешней образностью надгробий прежней России по отдельным уцелевшим обломкам. Иногда в прямом смысле этого слова.

 

Библиографическая ссылка:

Государство, общество, церковь в истории России XX-XXI веков. Материалы XV Международной научной конференции. Иваново, 23-24 марта 2016 г. Часть 1. (Иваново. Издательство «Ивановский государственный университет». 2016)